Моника Кристенсен - Убийца из прошлого

Их смерть была быстрой. Я подходил к могилам. Они выглядели спокойными и умиротворёнными. Они победили. На самом молодом лице я видел улыбку. В последнюю ночь он делался всё спокойнее и спокойнее. Как будто он верил, что всё им пережитое было дурным сном и никогда не происходило на самом деле.

Я бросил в могилы по три горсти земли, прочёл слово о Воскресении, «Отче наш» и дал им своё благословение.

В домике стало очень тихо. Но Харальд Ольдерволл ещё не закончил.

– Ну вот мы и перечитали письма. Но в этом году в программе появился новый пункт. Я хочу сказать то, что мы сегодня услышим впервые. Кое-что новое.

Только один из четверых смотрел непонимающе.

– Так кто же это был? – Петер Ларсен оглядел товарищей. – Вы только сейчас узнали, кто их предал? Ты это имеешь в виду, Харальд?

Бывший десятник тяжело вздохнул.

– Нет, Петер. Все эти годы мы думали, что это был ты. Ты же сам сказал на «Мунине», по пути на Шпицберген, уж не знаю, сам-то теперь помнишь или нет. Но ты сказал, что был шпионом. А когда я свояченицу свою спросил, Нелли Халворсен из Харстадской конторы «Стуре Ношке», она сказала, что никакой ты не шпион. Ну, мы и решили, что ты, значит, на немцев шпионил. А на борту «Селиса» на обратной дороге на Шпицберген мы Джорджа Фрея попросили выяснить, кто ты есть. Видишь, мы на него крепко полагались. И он за тебя поручился.

Ларсен побледнел и так сжал губы, что вокруг рта легли глубокие морщины.

– Так почему вы молчали? – Почерневшими глазами он смотрел на товарищей. – Могли бы прямо спросить…

– Прости нас, Петер. Сегодня утром вышла на свет правда, спасибо немцам – вот уж чудное дело. Эверетт, оказывается, на них шпионил. – Харальд Ольдерволл снова закашлялся. До остальных наконец дошло, что он плачет.

– Так ведь не мог Эверетт, тогда его ещё не… – Один Эриксен совсем запутался.

– Да, мы так и не знаем, кто нас предал. Якоб вот всегда говорил, что это был кто-то из конторских, только… да и теперь уж поздно. А мы всю жизнь о человеке зря плохо думали. Хватит уже. Давайте пожмём Петеру руку и попросим прощения.

Они поднялись, обступили его, стали по очереди похлопывать по плечу. Откашливаясь, благодарили за всё. Вспоминали Эйлифа Нильсена, ради спасения которого он рисковал жизнью.

Он не мог припомнить, когда в последний раз чувствовал такое расположение, такую теплоту – не только внутри себя, но и в заблестевших глазах других людей.

Туман, который накануне вечером скрывал горизонт, подобрался к Ню-Олесунну совсем близко. Резко похолодало, столбы и провода покрылись мелкими жемчужно-серыми каплями влаги. Всего несколько часов назад они укладывались спать при ярком солнечном свете, отражавшемся от спокойной глади фьорда. А теперь видимость настолько ухудшилась, что от стоящей рядом с гостиницей столовой остался лишь смутный силуэт. Самолёт должен был забрать ветеранов сразу после завтрака. Но всем было очевидно, что погода нелётная.

Кнут сидел в доме губернатора за столом. Спал он беспокойно, несколько раз просыпался и выглядывал из окна спальни. Прислушивался к знакомым звукам. Привычные звуки Ню-Олесунна – пронзительные крики крачек, шаги по дороге, щелчок закрываемого окна, полотнище флага, на слабом ветру ритмично бьющееся о флагшток.

Когда часы показали восемь утра, он позвонил начальнику полиции домой. Том Андреассен пыхтел в трубку, как будто только что взбежал по лестнице.

– Что случилось? Чего ты звонишь так рано?

Ну наконец-то. Кнут как мог коротко изложил свои подозрения относительно старого дела об убийстве.

– Так… я думал, что… – Андреассен не мог найти ответ, теперь пришла его очередь теряться.

Кнут молчал.

– Так ты теперь знаешь, кто это? Всё равно у дела вышел срок давности, я тебе ещё вчера говорил. Послушай доброго совета, брось эту канитель. Плохо, что самолёт к вам не пробьётся, – осознал?

– Почувствовал. Туман такой плотный, что я столовую едва вижу. А вертолёт выслать не можете? Нам потребуется два рейса. Не хочу, чтобы народ тут слонялся и от безделья думал о прошлом.

– Ладно, выясню. Только ещё неизвестно, может, они тоже не полетят. Если погода и вправду такая, как ты говоришь…

Он проснулся в старом деревянном доме, на кровати под покрывалом, совершенно замёрзший. Не сразу вспомнил, где он и почему. Кровать была короткой и узкой, со старомодным подголовником и постельным бельём в мелкий цветочек. Тонкие шторы с вывязанными крючком оборками закрывали окна. Светонепроницаемые гардины он опустить забыл, но в маленькой спальне всё равно царил сумрак. Он осторожно отдёрнул штору и увидел, что кругом туман.