Моника Кристенсен - Убийца из прошлого

– Слыхал.

– Теперь прибыл новый комендант, немец. Он не желает сотрудничать с норвежской полицией. Высокомерный хмырь, считающий, что якшаться с норвежцами ниже его достоинства. Никаких дел с местным населением он иметь не желает, разве что творить расправу над теми, кто ещё здесь остался. Каждый день новые аресты и казни.

А я уже сомневаюсь в том, что он существует, этот партизан. Разве может один человек всё время перемещаться, то и дело переходя через границу, да ещё каждый день радировать русским и союзникам? Особенно сейчас, когда полным ходом идёт кампания на Восточном фронте? Незаметно приходить и уходить, да ещё и выполнять задания? Нет, это наверняка разные люди.

– Ленсман так думает?

– Да.

Солнце опустилось, небо с нависшими облаками окрасилось алым и золотым. Пора уходить, но сказано было ещё не всё.

– А знает ли ленсман, что Сирма – это не фамилия, а прозвище такое? Зовут-то меня Борицын, но, похоже, никто этого больше не помнит. Если хочет, ленсман может по-прежнему звать меня Миккель. Мои-то меня теперь зовут просто Сирма.

Он удивлённо посмотрел на саама, обескураженный тем, какое направление принял разговор.

– Ленсман, наверное, не знает, что значит «Сирма» на нашем языке?

– Нет. И что же?

– Серый волк.

– Так серые-то лапы везде прокрадутся?

– Как тени ввечеру.

– Ты?

Миккель Сирма кивнул.

– Как не боишься? А что семья? Они же всегда с тобой?

– А не замечал ли ленсман, что нас, скольтов, и не видит никто толком? Невидимки мы. Бывает, и нас останавливают. И стоянки досматривают. Только мы им, немцам, противны. Они нас за людей не считают, а так, за тварей неразумных. Звери границу переходят – кто будет смотреть? Оленьи стада по своим тропам кочуют – кому дело есть?

Миккель Сирма улыбнулся своим мыслям, потом посмотрел прямо на ленсмана.

– Если б ленсмана арестовывать пришли, нашлось бы у него в кабинете такое, чему лучше бы не находиться?

Ленсмана кольнул страх.

– А придут? За мной?

Саам отвёл глаза.

– Но почему? – У ленсмана закружилась голова. – А скоро?

– Сегодня вечером ленсману не помешает дома прибраться – мало ли что. Есть ли у него ценности, которые он хотел бы на время спрятать? Мы тут о всяком говорили, так нет ли чего по этому делу?

Ленсман подумал о жёлтой картонной папке с рисунками, набросками и заметками обо всём, что сам видел и слышал от свидетелей. О рапортах, которые он писал официально, и о тех, что составлял для себя.

– Немного. Есть одна папка. Может, она пригодится тому, кто продолжит следствие. А не сжечь ли мне всё? Или спрятать сможешь? Только, если её у тебя найдут, и ты, и семья окажетесь в большой опасности.

Миккель Сирма поднялся.

– Я ж сказал: никто скольтов не видит. Мы приходим и уходим, никому и дела нет. А ленсману надо поторапливаться. И так уже засиделись. Папку пусть положит на кухонный стол. Я её ночью заберу. И лучше нам больше пока не видеться.

Двое мужчин ещё постояли в сумерках, глядя друг на друга. Потом молча развернулись, и каждый пошёл своей дорогой. Один скрылся за церковью, а другой стал медленно спускаться к дороге.

Описываемые в этом романе события – угон ледокола «Исбьёрн», эвакуация Шпицбергена и операция «Фритхам» – происходили на Шпицбергене во время Второй мировой войны. Однако большую часть сюжета я выдумала – так же, как и всю галерею действующих лиц.

При этом я старалась соблюдать следующий принцип: там, где возникают исторические лица и события, описывать их настолько точно, насколько это возможно. Это касается, в частности, директора Шпицбергенской угледобывающей компании «Стуре Ношке» Эйнара Свердрупа. Во избежание недоразумений обращаю внимание читателей на следующее: Петера Ларсена не существовало – точно так же, как и Роберта Эверетта, Джорджа Фрея и всех остальных шахтёров и ветеранов, которых я упоминаю. Если какое-либо имя или образ напоминает реального человека, это случайность – ничего подобного я не задумывала.

Несколько раз я цитирую исторические документы дословно; это телеграммы и записи на стр. 178-181, 191, 196 и 200-201. К ним я добавила одну придуманную мною запись (стр. 180) – этого, на мой взгляд, требовал сюжет. Большая часть указанных документов публиковалась и раньше, и тому, кто захочет использовать их как исторические источники, следует обратиться к другим изданиям. Я также решила включить в книгу подлинное письмо немецкого священника (стр. 357-358). Это печальное письмо, рассказывающее трагическую историю. Впервые оно было опубликовано в газете Nordlys в 1948 году, а позже перепечатывалось в различных книгах.