Евгения Кретова - Неслужебный роман

Есть хотелось ужасно. Оставленный вечером ломоть хлеба я давно умяла, а как приготовить ту же кашу – не имела понятия, ибо печь не топила отродясь. Пошуршав на полке с продуктами, достала тушенку и сухари. Консервного ножа, естественно, нет.

– Ну, Столбов, ну, экстремал, – бормотала я, выискивая по углам, – хоть бы тебе жена досталась кривоногая и криворукая… Чтоб тебе всю жизнь самому консервные банки зубами открывать.

Я не знала, какие еще ругательства и проклятия можно обрушить на голову этого ненормального, чтобы получилось адекватно и пропорционально тому, что он натворил.

К собственной радости в здоровой жестяной банке под печкой нашла кухонный нож размером с небольшой самурайский меч. Повертела в руках, примеряясь. Вертикально приладила острие к крышке, с силой ударила по рукояти. К моему счастью, жесть подалась, лезвие вошло на несколько сантиметров внутрь банки. Чуть наклонив нож, попробовала аккуратно увеличить разрез, чтобы туда хоть ложка могла поместиться.

– Черт тебя дери, Столбов! Женишок хренов, – захлебываясь слюной, порезав в нескольких местах пальцы, я уже не могла играть роль приличной дамы. Ничего, кроме нецензурной брани в адрес этого дурака, у меня не осталось.

Еще полчаса возни вокруг тушенки, и передо мной на столе стояла измятая, истерзанная банка, руку саднило от тонких рваных порезов, а желудок счастливо урчал, принимая в себя соленые сухари и холодное консервированное мясо.

Но больше всего меня угнетало безделье.

Запертая в четырех стенах, в чужом доме, без связи (сумочки с телефоном не было) я долго пялилась в окно, но картина там не менялась. За исключением зашедшего лося больше никто на поляну не выходил. Лес мерно шумел листвой, щебетали птицы, в окно билась летающая мелюзга: комары размером с пятирублевую монету, оводы, жирные откормленные мухи. То и дело мелькали перламутровые крылышки стрекоз.

Около низкой изгороди мелькнуло что-то синее.

Я даже не сразу сообразила, что это.

Вернее, кто это.

В следующее мгновение я увидела как чисто прибранный двор пересекла средних лет женщина в длинной синей юбке, вытянутой кофте и платке, завязанном на затылке двойным узлом. Она шла, легко опираясь на длинную палку-посох, в другой руке несла небольшую плетеную корзину, прикрытую полотенцем.

Подойдя ближе, незнакомка глянула на меня коротко, словно уколола.

– Ого, – прошептала я. Не похожа была эта дама на возможных знакомых Столбова. Внутри у меня все похолодело.

Между тем женщина скрылась у стены дома – окно было на столько мало, что я уже не толком видела, что она делала у двери, а в следующую секунду послышалось шуршание у стены, грохот задвижки и размеренные шаги в сенях.

Дверь комнаты настороженно скрипнула, впуская женщину внутрь. Посох, видимо, она оставила в предбаннике.

Я подскочила. Здесь, в помещении, находясь от нее всего в паре метров, я могла разглядеть ее получше. Хозяйка (а я даже не сомневалась, что это она) оказалась пожилой, сильно за шестьдесят. Только прямой, уверенной в себе, обличенной властью и силой. Она не проговорила ни слова, а я уже боялась ее.

Под тяжелым оценивающим взглядом – смутилась. Будто на смотрины пришла, а оказалась не готова. Брюки безнадежно измялись, блузка потеряла свежесть и приличный вид. Туфли я давно сняла – тонкий каблук застревал между деревянными половицами, очень неудобно.

– И чего насвинячила? – вместо приветствия довольно грубо проговорила незнакомка.

– В смысле?

– В коромысле, – хозяйка перевела недовольный взгляд с меня на стол, на котором еще красовалась изуродованная мною консервная банка, нож и мешок с сухарями. – Тебя за собой прибирать не учили, что ль?

– А вас людей без спросу в машины бросать и взаперти держать кто учил? – огрызнулась я, но мешок с сухарями скрутила и поставила на полку.

Хозяйка взглядом указала на ведро рядом с поленницей:

– Мусор в ведро кидай. Нож полотенцем вытри.

Я выбросила банку из-под тушенки в ведро, схватила полотенце, вытерла о него нож и поставила его обратно в большую жестянку под печкой.

– Теперь всё?

– Крошки смети.

– На пол, что ль?

– В ведро!

Я стряхнула полотенце в ведро, демонстративно обулась, уселась на кровать и сложила руки на груди.

Хозяйка деловито прошла к столу, поставила на него корзину, и, откинув полотенце, выложила на клеенку две круглые хлебные головы, домашний сыр, пару консервных банок с завтраком туриста и непрозрачный полиэтиленовый пакет, скрученный в тугую толстую «колбаску». Я по-прежнему сидела на кровати, сложив на груди руки и не двигаясь.