Павел Астахов - По ЗОЖу сердца [litres]

Чтобы не маячить на крыльце, я переместилась на детскую площадку, там уже толпились, вздыхая и охая, люди.

Из подъезда вывели мужчину, которого я видела на пятнадцатом этаже, он выглядел растерянным и что-то бормотал.

Я решила, что должна вмешаться, и пробилась к полицейской машине, чтобы сказать:

– Это не он! Он не выталкивал ее, он еще не вошел в квартиру, когда она упала на землю!

– Еще свидетель? Макаров, пообщайся, – распорядился, видимо, старший по званию.

Меня отвели в уголок под детской горкой и там расспросили о том, что я видела. Я все рассказала, повторив, что этот мужчина не может быть убийцей той женщины, она упала до того, как он справился с закрытой дверью.

Со мной не спорили, наоборот.

– Достали уже эти прыгуны, – вздохнул полицейский. – Взяли моду – в окна выходить… Я бы вообще запретил эти французские окна, они же прям мечта ленивого самоубийцы.

– Так она сама? Откуда вы знаете?

– Да ее сто человек видели, – хмыкнул мой собеседник. – Световое шоу только началось, один прожектор вывернулся не туда, как по заказу – прямо на окно, а там она. Постояла, покрасовалась, дождалась, пока ее все увидят, и шагнула. Испортила людям праздник, а нам дежурство… Ладно, у вас все?

– Все.

Меня отпустили, предупредив, что позже, возможно, еще вызовут. Я посмотрела, не свободен ли тот мужчина, с которым я хотела поговорить, но он сидел в полицейской машине. Ждать в надежде, что его отпустят, я не стала, и без того уже замерзла так, что зуб на зуб не попадал. Хотя возможно, что меня потряхивало от переживаний.

Сев в свою машину, я включила обогрев, но еще долго дрожала.

Итак, писательница Мария Царева – та самая, которую продажные СМИ сначала травили, а потом нахваливали, только что покончила с собой.

Ничего не понимаю…

Успокоившись и согревшись, я позвонила Косте Таганцеву.

– Привет, товарищ старший лейтенант, ты очень занят? Надо поговорить.

– Привет, привет! Он очень занят, но поговорить не против. Только не по телефону, так что приезжай, – ответил мне хорошо знакомый женский голос.

А место встречи не назвал, да в этом и не было необходимости. За Таганцева ответила Натка, фоном слышен был голос Сеньки – я все поняла и порадовалась. Сделан еще один маленький шажок для всего человечества и огромный – для одной конкретной пары…

У моей младшей сестрицы и нашего старшего лейтенанта, кажется, все серьезно. Настолько серьезно, что Натка вопреки собственному обыкновению развивает их роман очень медленно и осторожно. Не думаю, что Таганцеву это нравится, Костя парень простой и для себя уже давно все определил, но он понимает, что Наткины сомнения и колебания – верный признак особого к нему отношения, а потому кротко терпит, ждет, выдерживает предложенный темп «в час по чайной ложечке». Кого как, а меня это устраивает. Есть надежда, что Наткины безумства и авантюры остались в прошлом.

Иногда так мало нужно, чтобы поменять минус на плюс! Только что я вся тряслась, охваченная неприятным волнением, и вот уже сижу и улыбаюсь безмятежно и благостно, как свадебный пупс на капоте украшенного лентами автомобиля!

Кстати, автомобиль! Я осознала, что давненько уже сижу в машине с включенным двигателем, и наконец тронулась в путь.

Открыл мне Сенька. Племянник распахнул дверь и сразу же вернулся к себе в комнату, где придурковато – мультяшными голосами – лопотал телевизор.

– Лена, давай к нам! – позвала Натка с кухни.

Я разулась, сняла пальто, прошла на голос и убедилась, что Таганцев действительно не мог говорить по телефону.

Старший лейтенант был полностью погружен в творческий процесс, в котором я не сразу опознала лепку пельменей. Просто на пельмени его рукоделие походило очень мало: даже манты, близкородственные пельменям, не бывают размером с кулак молотобойца. Впору было задуматься, найдется ли в доме кастрюля, подходящая для варки пельменей по-таганцевски.

Вместо того чтобы озадачиться этим вопросом, моя сестрица явно наслаждалась происходящим. Рука у нее уже зажила, но это не помешало хитрюге привлечь к кухонным работам беднягу Таганцева.

На лице сестрицы было написано умиление, глаза блестели, прерывистые бронхиальные хрипы выдавали с трудом сдерживаемый хохот.

Таганцев, густо припудренный мукой, неловко, но старательно защипывал тесто на гребне гигантского кособокого пельменя, похожего на динозавра-диплодока, только без головы и с нетипично куцым хвостом.