Сергей Жоголь - Имитатор

— И это случилось позавчера. Девушка оказалась моей служанкой Эммой Шридер, — подытожил полковник.

— Вы знали, что ваша горничная собиралась замуж?

— Знал. Поэтому не придал значения исчезновению девицы. Решил, что она где-то пропадает со своим женишком.

— Этот парень заурядный инженерик, и он никак не причастен к тёмным делишкам, которыми занималась ваша горничная. Мы допросили и его — пока он задержан, — но я не думаю, что этот трус имеет какое то отношение к русской агентуре. Он рассказал нам всё, как только мы слегка на него нажали. Всё и про всех. Тряпка! А вот ваша девица… Вы знали, полковник, что ваша горничная не чистая арийка?

— …? Это имеет какое-то значение?

— У девицы в роду были цыгане.

— О боже! Так вот почему она всегда так часто выбеливала волосы! — Полковник принялся нервно постукивать по столу.

— Девушка, хоть и не сразу, но тоже рассказала нам всё, что ей было известно: про Эрика Кохха, русского резидента, про его напарника Отто Хубера — радиста с позывным «Прыгун», — про то, как её пытался шантажировать какой-то гнусный тип, нанятый папашей нашего инженерика. Эрик Кохх, которого ваша Эмма всё время называла Пауком, помог девушке избавиться от шантажиста; за это он попросил оказать ему некоторую услугу.

— Значит, Стрекоза — это моя горничная?

— Увы, но это так, полковник. Вы допустили оплошность. Серьёзную оплошность. После визита фройляйн Эммы к русскому резиденту последний наконец- то решился выйти на связь со своим Центром. Мы ворвались в квартиру Прыгуна и, благодаря нашей шлюхе, стали обладателем передатчика и шифров. Расшифровав отправленное сообщение, мы получили вот это.

— Кунц ткнул пальцем в лежавший на столе листок. — Ваша беспечность привела к тому что о секретной операции, находящейся на контроле у самого фюрера, стало известно некоторому кругу лиц, в том числе и русским.

Услышав последнюю фразу, полковник погасил о пепельницу не докуренную папиросу и встал.

— Судя по тому, что вы пригласили меня сюда, вы не особо довольны тем, что натворили, — произнёс полковник; теперь в его голосе снова появились стальные нотки. Он прошёлся по комнате, подошёл к подоконнику и оторвал от цветка камелии листок. — Сухой. Ещё один сухой листок. — Он бросил листок на пол. — Вы хоть понимаете, куда вы влезли? Что вы вообще натворили, и чем всё это может для вас закончиться?

Кунц побагровел.

— Ну, знаете! Я рассчитывал что вы, если я не стану докладывать о вашей причастности… Мне хотелось… Похоже, я действительно ошибся, желая оказать вам услугу. В ближайшее время я сообщу о проваленной операции руководству. Не смею вас задерживать. Мне придётся составить рапорт.

В то самое мгновение вмиг скисшее лицо гаупт- штурмфюрера сильно позабавило полковника, но он понимал, что этого хитреца нужно брать за самое горло, и брать очень жёстко. Хильберт знал, что рискует, но это оыл единственный шанс исправить положение. Он подошёл к сидевшему за столом Кунцу, который только что сунул в рот очередную папиросу, и щёлкнул зажигалкой. Кунц втянул дым, точно это были отравляющие газы.

— Подведём итог, — усмехнулся полковник. — Вы сказали, что ворвались в квартиру радиста и захватили рацию и шифры. Из этого я делаю вывод, что сам Прыгун от вас либо ушёл, либо он уже не заговорит никогда. Так?

Несмотря на то что гестаповец был довольно высок, Хильберт буквально завис над ним, отчего Кунц сильнее вжался в кресло.

— Он собирался сжечь тетрадку с шифрами и разбить рацию, поэтому наша женщина-агент пристрелила его.

— Вы про завербованную вами шлюху? Похоже, она, как и остальные ваши люди, действовала не очень-то умело. Про русского резидента вы тоже всё время говорили в прошедшем времени. Его вы тоже пристрелили при задержании? Так?

— Мы взяли его, но у него был больное сердце. Он умер у меня на руках, — промямлил гестаповец.

Полковник громко рассмеялся и похлопал Кунца по плечу.

— Я так и знал, милый мой Хенрик. Я так и знал! Прыгун и Паук мертвы. У вас в руках лишь рация с шифрами, глупая девчонка, которая ничего не знает, и её бестолковый жених. Всё! Ваше начальство вас за такие результаты расследования, определённо, по головке не погладит.

— Мы сделали всё, что могли. — Лицо Кунца поменяло цвет: теперь все его прыщи из бледно-розовых стали бордовыми. — Откуда же мне было знать, что у этого русского больное сердце?

Кунц был так жалок, что Хильберту даже стало жалко этого бедолагу, но поддаваться слабостям было не в его стиле.