Сергей Жоголь - Имитатор

Фирсов покивал:

— Бедная женщина! У них ведь остался ребёнок?

— Ванечка. Он считает, что его папку забрали на фронт. Пистолет мне показывал… деревянный.

— Война у многих детей отняла отцов.

— У Женькиного пацана отца отняла не война. — Птицын махнул рукой. — Да что я вам рассказываю! Короче, прокололись мы с Женькой, а потом из-за моего нетерпеливого сотрудника я прокололся снова.

— Вы имеете в виду Антона Трефилова?

— Его — кого же ещё? Ему, видите ли, показалось, что в соседнем доме совершается преступление, — и он запорол всё нам дело, а ещё тот долбаный любитель кошек Пичужкин!

— Я видел на столе у вашего начальника жалобу. Некий гражданин Пичужкин пишет, что вы хотели его убить, и просит принять меры.

Птицын сжал кулаки и зло хохотнул:

— Я чуть не придушил эту тварь, но почему? Он ведь знал, гад, что в квартире соседки происходит обычный пьяный дебош, но сказал это слишком поздно. Уже после того, как Антон засветился и Паша Кастет дал дёру. Заметьте: едва не пристрелив Трефилова. Я думаю, моё агрессивное поведение в отношении этого урода весьма оправданно.

— Ну, вам виднее.

Птицын продолжил:

— И тут появляетесь вы. Не самое страшное, что меня привлекли к поиску ваших диверсантов, — нет. Самое ужасное — что дело по кастетовской банде передали в другой отдел.

— Не хотели, чтобы в случае поимки Кастета вся слава досталась другому?

— Не хотел. А вы меня за это что, осуждаете? — спросил Птицын.

Фирсов пожал плечами.

— Мы с вами очень разные.

— Это точно. Когда я увидел вас, вы, признаюсь, мне сразу же не понравились.

— Понимаю. Я не слишком-то хорош собой. Хотя я же не девушка.

— Неважно это. Просто до встречи с вами я знавал таких людей, как вы.

— Каких людей? — насторожился москвич.

— Ну, не таких как вы, конечно, а тех, что приезжали из Москвы. Всюду совали нос, вели себя как хозяева и мешали работать. Вы оказались другим, но почему вы такой, я до сих пор не могу понять.

— Может, оттого, что я, как и вы, предан своему делу и в нас с вами всё-таки есть что-то общее?

— Пожалуй, да. Вы оказались не таким, как те ваши коллеги, которые только и могут, что критиковать и совать всюду нос. Не понимая, что при этом мешают работать. Они не думают о деле, а думают лишь о том, чтобы укрепить свою власть, подавив при этом других. Но это касается не только москвичей. Скажите: вам нравятся такие, как наши Васин и Стёпин?

— Помощник Еленина?

— Вы не считаете этих двоих негодяями?

— Я считаю их карьеристами.

— То есть, по-вашему, они не мерзавцы?

— Я не столь категоричен, как вы. По-моему, чтобы так называть кого-либо, нужно хорошо узнать человека. Я же с ними едва знаком.

— Хорошо, давайте лучше о вас. Когда вы явились и я лишился возможности реализовать задуманное, то я был на вас зол, но со временем понял, что, возможно, поспешил с выводами. Особенно после того случая в тире. Где вы научились так стрелять?

Фирсов пожал плечами, нисколько не поддавшись искушению порадоваться за полученный комплимент. Он ответил просто:

— О, у меня были хорошие учителя. К тому же я как- то поставил себе цель добиться высоких результатов в стрельбе, а проще говоря — стать одним из лучших. Мне казалось, что я буквально поселился в тире. Видели бы вы, как мы цинками жгли патроны, благо возможности для этого у меня были!

— А это была единственная ваша цель?

— Отнюдь!

— Всё ясно. Тогда, в тире, чувствуя мою к вам неприязнь, вы преподнесли мне урок. — Птицын поморщился. — Я сделал выводы.

— Но тем не менее вы всё ещё недолюбливали меня и даже называли Снеговиком.

— Откуда вы знаете?

Фирсов рассмеялся так же, как смеялся в большинстве случаев — с похрюкиванием, — однако Птицын вдруг почувствовал, что этот смех его больше не раздражает.

— Я умею читать по губам.

— Ещё одна поставленная и достигнутая цель?

— Именно так.

— Информацию о вас я получил не сразу. Мнение о вас ваших московских коллег весьма разнится.

— И что говорят обо мне мои московские товарищи? — спросил Фирсов уже серьёзно.

«А всё-таки общественное мнение тебя волнует, или ты интересуешься этим лишь с профессиональной точки зрения», — подумал Птицын.

— Кто-то считает вас чудаком, а кто-то — гением. Но учтите: я не стану выдавать вам того, кто собрал на вас эдакое маленькое досье.

Фирсов снова рассмеялся.

— При необходимости это было бы несложно выяснить, только мне это не нужно. Я, как и вы, считаю главной своей задачей не собирание сплетен, а свою работу. Что же касается сбора информации… Это и мой «конёк», если пожелаете. Хотите, я вам обрисую ход ваших мыслей за эти дни?