Валерий Пушной - Битые короли

И тут Речерская увидела, как из крайнего подъезда выглянул Кеша, пометал взглядом по сторонам, потом резво выскочил и прыгнул в авто. Ксения едва успела завести свою машину, как авто Кеши скрылось за углом. Девушка нажала на педаль газа.

Кеша припарковался у закусочной «Банты» и стремительно скрылся в ней. Ксения остановилась рядом с его авто, закрыла изнутри все двери на замки и стала ждать. Закусочная внешне была невыразительной. Невзрачная забегаловка. Ничем не обращала на себя внимание. Даже по вывеске не поймешь, что здесь находится. Название самое дурацкое, к тому же написано мелко, а слово «закусочная» накорябал кто-то как курица лапой. Сразу не разглядишь и не прочитаешь. Вот и гадай, что здесь?

Заглянуть сюда может лишь тот, кто без всяких претензий, либо редкий прохожий из любопытства. Судя по внешнему виду, внутри такая же убогость и серость, как снаружи. Вряд ли кому-то захочется завернуть сюда второй раз, даже если человек без притязаний. Хотя, как говорится, на вкус и цвет товарищей нет. Вот, например, Кеша. Ему сейчас маячить в достойных местах не с руки. А такая закусочная — как тихая заводь. И пожевать есть что, и посторонних глаз минимум.

Прошло минут пятнадцать, и Кеша снова появился в дверном проеме. Быстро пробежал к своей машине, и, когда уже взялся за ручку, чтобы открыть дверь, Ксения приспустила темное стекло у своей машины и позвала резким требовательным голосом, какого никогда не слышали от нее ни Дончаров, ни Ролежаев:

— Кеша, слушай внимательно! Не оглядывайся и не двигайся с места!

Кеша замер, думая, что ему в спину смотрит ствол пистолета, напрягся и приготовил себя к прыжку, чтобы в падении выхватить свое оружие и разделаться с внезапной угрозой. Но вместо этого тот же пронзительный женский голос выдал:

— Фаину Нарцисс отдал ментам! Тебя тоже приговорил! Завтра в шесть утра по твою душу придет Громила!

Кеша не узнал голоса, но только он хотел оглянуться, как Ксения подняла стекло и тронула машину с места. Он мог бы сейчас прыгнуть в свое авто и догнать ту, которая предупредила его, но не стал этого делать, ибо все, что он услыхал, не угрожало ему, а напротив, предостерегало. Из-под руки, прикрывая глаза от солнца, посмотрел на удалявшуюся машину и запомнил ее. Мало ли где еще придется встретиться — и, может, поблагодарить, если это предупреждение окажется правдивым.

На следующее утро Ксения, одевшись проще, в джинсы и глухую легкую курточку, подъехала к дому, где скрывался чернявый. На час раньше. Поставила машину в стороне и стала наблюдать.

Через полчаса около крайнего подъезда возникло некоторое оживление. Двое парней в темных коротких куртках юркнули внутрь, а двое в серых пиджаках укрылись на улице за углом дома.

Еще через полчаса подъехал Громила. В рубахе и штанах с широкими штанинами. Он выбрался из машины и заглянул за угол. К нему подбежали двое, покивали головами и встали у дверей в подъезд. Громила посмотрел на время, достал из кармана телефон, и Ксения услыхала звонок в дамской сумочке. Выдернула смартфон, прижала к уху.

— Я начинаю, — сказал Громила так, что у нее в ухе загрохотало. — Ждать тебя не могу, спишь долго, а время — деньги!

Речерская негромко отозвалась:

— Я смотрю за тобой, Громила! Начинай!

Он покрутил большой головой вокруг, как бы выискивая, откуда могла смотреть заказчица, но ничего не увидел и крякнул:

— Я пошел!

— Не тяни резину, Громила, — тем же тоном отозвалась Ксения. — А то я подумаю, что ты боишься!

Тот хмыкнул и отключил телефон, зажимая его в огромной ладони, сделал короткую отмашку своим гаврикам и вместе с ними скрылся в темном подъезде.

Ксения посмотрела на время. Было ровно шесть часов утра.

Врач, сделавший операцию Фаине, сказал Акламину, что девушка родилась в рубашке и, после того как она придет в себя, с нею можно будет переговорить. Аристарх надеялся получить от нее информацию о месте нахождения Корозова. Ранение у Розы оказалось серьезнее, ее допрос откладывался на более поздний срок.

Разговорить Фаину удалось не сразу. Придя в себя на другой день, она замкнулась. Опера бились долго, и только в начале третьих суток, проснувшись среди ночи, она неожиданно позвала дежурившего возле двери оперативника и заговорила. Фаина чувствовала себя опустошенной, совершенно одинокой. Ее стремление уничтожить Речерскую ни к чему не привело. Вернее, привело к истории, какую никогда не могла себе представить. Злобы на Розу не было, появилась жалость к себе. Стонала не от физической боли, а от боли душевной. Все было напрасно, вся жизнь казалась бессмысленной. Она назвала адрес.