Алексей Биргер - Ведьмин круг

- Сколько они получили?

- По пять лет. Отсидели по три, когда война началась. Соб­ственно, к ним уже близилась регулярная амнистия, а тут все­общая вербовка в штрафбат...

- В общих чертах ясно. Буду изучать документы. Теперь слу­шай меня. Деревянкин убит, сегодня ночью. И тут вот какие интересные обстоятельства... - Высик рассказал Берестову о смерти Деревянкина.

- Да, это занятно. - Берестов покачал головой, сопоставляя факты. - Казенная простыня, к тому же из того учреждения, бухгалтера которого вчера убили...

- Это тоже к делу, - сказал Высик. - Но главное не в этом. Главное в том, что эта простыня была несвежей.

Берестов вопрошающе взглянул на Высика.

- Сам посуди, - продолжил Высик. - У этих деревенских ста­рух на уровне безусловного рефлекса проходит, что постояльцу надо стелить чистое белье. Первое правило уважения к гостю, ус­тоявшееся веками. И вдруг это непрекословное правило наруше­но. Да, ему могли выделить комплект казенного белья, если своего под рукой не было. Но несвежее белье ему могли выделить только в одном случае, - Высик в упор поглядел на Берестова и прогово­рил медленно и раздельно: - если старуха заранее знала, что Дере­вянкин будет убит, и решила, что не имеет смысла проделывать работу два раза: стирать заново чистое белье, которое через два- три часа вновь окажется испоганенным во время убийства. Про­кололась бабушка со своим излишним здравомыслием, ясно тебе?

- Угу. - Берестов понял. - И что нам теперь делать с этой бабушкой?

- Мне сейчас надо отъехать в райцентр. А ты возьмись за нее. Я ее сюда доставил со всем почетом, как важную свидетельницу, которую надо охранять, чтобы с ней, не дай Бог, ничего не случи­лось. А ты ничего этого не знаешь. Сидит задержанная старуха - и сидит. Возьми ее в оборот, пошуми на нее, если надо. Проведи обыск у нее в доме. Потом, когда я вернусь, я малость ее прилас­каю. Если устоит перед твоими допросами, то, может, еще в чем проколется, когда начнет плакаться мне на дурное обращение.

- Понял. Известная раскладка. Злой-добрый, попеременно.

- Именно. Знаешь, как в старину неподъемный камень с дороги убирали? Поливали попеременно то ледяной водой, то кипятком, пока он не треснет. Вот давай и устроим такое наше­му камешку. Думаю, долго старуха не продержится.

- Я уж постараюсь, - заверил Берестов. - А зачем вам в рай­центр?

- Выяснить кое-что.

Высик решил даже Берестову не рассказывать о встрече с братом Петра Егорова, соблюдая данное слово. Кроме того, Бе­рестову было лучше и безопаснее не знать о некоторых догад­ках, поневоле напрашивавшихся из этого разговора. Эту часть расследования Высик должен был взять на себя.

По дороге в райцентр Высик продумывал, как ему построй беседу с опером. Можно было, конечно, поквитаться с ним за все хорошее и утереть ему нос - карты были у Высика на руках. Но оперы - они народ злопамятный, а преимущество Высика было преходящим. Нет, лучше не портить с ним отношений, поговорить вежливенько и скромненько, хотя и не отступая от сути. Если что, дать ему шанс приписать себе все заслуги по разоблачению непотребного элемента. Ни в чем существенном не уступая ему, разумеется.

С тем Высик и побрел по улицам райцентра, мимо площади, от которой начинался широкий спуск. Над спуском, где асфальт почему-то не приживался и сходил проплешинами, обнажая ве­ковечный панцирь брусчатки, владычествовала огромная храми­на темно-красного, местами выцветшего кирпича - размеров столь колоссальных, что Высик всякий раз диву давался, зачем и откуда взялось здесь такое сооружение. Храмина давно лиши­лась купола, а там, где безглавая башня соединялась со скатом крыши, росло ветвистое дерево - шутка ветра, играющего с се­мяносным пухом тополей, да и семячко оказалось жизнелюбиво. Тут и там, особенно на широких выступах карнизов темных окон со сгнившими переплетами и выбитыми стеклами, росла трава. Применения этой громадине так и не нашлось. Только у ее осно­вания приютилась скособоченная керосинная лавка, да придел, непосредственно примыкавший к лавке, был занят складом. Все вместе производило почти угнетающее впечатление, казалось несоразмерным куском иного мира, непонятно как вторгшимся в наше пространство. Эти заброшенные руины, подминавшие под себя городок, порой преследовали в снах Высика, и тогда вокруг них витали причудливые образы.

Почти у самого конца спуска находился двухэтажный особ­няк - цель путешествия Высика. Этот особняк до сих пор со­хранял некую барственность отношения к окружающему, не­смотря на потрепанность и на въевшийся в него унылый дух канцелярщины, стремившийся привести старый дом к общему знаменателю с нынешней жизнью. Его высокомерие начали обуздывать с первых дней великих перемен, когда первый комиссар или представитель губчека, навеки марая наборный пар­кет сапожищами и калеча поверхность стола вишневого дерева горячим пеплом папирос, сидел посреди разгромленной баль­ной залы и с неумелым старанием стукал одним пальцем по клавишам «ремингтона» или «ундервуда», от имени новой вла­сти карая и надзирая в письменном виде. Но дом упрямился - и, в зависимости от настроения, он напоминал Высику то коро­ля в изгнании, потерявшего все, кроме чести, то сумасшедше­го, разукрасившего свои ветхие обноски золотой бумагой и бле­стящими побрякушками и на полном серьезе принимающего насмешливый почет, оказываемый санитарами ему, императо­ру обеих Индий.