- Кто ее муж был, по профессии?
- Так же, как она, счетовод колхозный. Они на пару дела вели.
- Ясно. - Высик кивнул. Егоров рассказал ему намного больше, чем он полагал. - Что ж, может, и пригодится.
- Думаете, моего брата удастся вытащить?
- Хрен его знает. Тут так: кто однажды попал, тот пропал. Но попробуем. В Глебове, говоришь, Акулова живет?
- Да. У нее дом ближе к оврагу, где деревня наискось загибается. Аккуратненький такой домик, синей краской крашен, а резные наличники - охрой.
- И банька при доме?
- Справная банька. На задах, прямо над оврагом торчит.
- Понял. Найду, если потребуется... Ба, да мы уже почти дошли! Я тебя не слишком далеко от дома увел?
- Да нет. Я за Угольной Линией живу, вон там. Прямо с этой развилки и добегу.
- Ну, бывай, Валентин. Спасибо за доверие.
- Э, что там... Это вам спасибо.
Валентин Егоров исчез во тьме. Высик медленно побрел дальше, обдумывая услышанное.
- Надо же... - Он с улыбкой покачал головой, почти повторяя жест Берестова. - Вот уж воистину не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
- Берестов еще не вернулся? - с порога спросил Высика у дежурного.
- Никак нет. Звонил из Москвы, что утром приедет. Заработался.
- А Илья на месте?
-Как же иначе, товарищ начальник! В вашем кабинете, бдит, вахту несет.
Высик проследовал в помещение, которое дежурный гордо назвал кабинетом.
- Есть что-нибудь? - осведомился он у сержанта.
- По мелочам, товарищ начальник, - доложил Илья. - Я все в книгу учета вносил, как положено. Вот, один сосед за другим с утюгом гонялся. Укус собаки. Двое пьяных со станции...
- Хорошо. Иди спать.
- А как же вы, товарищ начальник?
- За меня не беспокойтесь. Диванчик есть, я прикорну. Все лучше, чем в моем закутке... - Официально Высику принадлежала комнатушка в одном из длинных одноэтажных барачных строений на окраине рабочего поселка, по другую сторону железнодорожного полотна, но он практически переселился в отделение милиции, чтобы прибой местной жизни не ударял в него из-за трех фанерных перегородок. - А ты ступай спать. Завтра день тяжелый.
Когда сержант был уже в дверях, Высик его остановил.
- И пусть дежурный запишет, чтобы не забыть: Матвеева участкового по Глебову, утром сразу ко мне.
- Слушаюсь, товарищ начальник!
Илья удалился, а Высик устроился на диванчике, настраиваясь на глубокий сон, который приводит в полный порядок даже если проспишь всего пятнадцать минут. А если удастся урвать несколько часов сна - тем лучше.
И сон ему привиделся смурной, бередящий. Сперва, как это приключалось лет с четырнадцати, возникли картины не принадлежащей ему жизни - той, насколько он мог логически предположить, которая была до детского дома и, не сохраненная сознательно, вылезала порой через сумасшедшие сновидения. В этих снах был свет от лампы с зеленым абажуром, и все предметы преувеличены, и, главное, мир этих снов был полон любви к нему... Сны, от которых возникала горькая ностальгия по тому, чего не помнишь.
И какие-то проулочки и закоулочки сонного тихого города, живущего достаточно сытой и размеренной жизнью. На сером фоне - чарующая витрина чайного магазина, разноцветные жестяные коробки. «Чай Высоцкого, сахар Бродского» - непонятно откуда приплывшая присказка несуществующих лет.
Потом он шел по солнечной дороге, пролегавшей между зеленых полей. Позади, в отдалении, оставалась деревушка. Сейчас, оглянувшись, можно было увидеть только скромненький силуэт церкви, возвышавшейся над прочими строениями, бабочки порхали, васильки цвели. А был он совсем маленьким, и кто-то держал его за руку - он побаивался этой огромной, грубой и жесткой руки, но при этом доверял ей, как привык доверять всему окружающему. Со стороны деревни донеслись глухие хлопки - теперь, взрослым умом, Высик понимал, что это были выстрелы, - и грубая рука крепче стиснула его детскую ручонку и быстрее повлекла по дороге. «Не бойся, заморыш, выберемся,» - услышал он голос и поднял взгляд... Облик того человека полностью стерся из его памяти - если, конечно, сон сколько-то отражал реальные события, - и всякий раз он видел совсем других и самых разных людей: происходило причудливое замещение. Сейчас Высик увидел рябое лицо и бельмо на правом глазу. И почему-то страх уменьшился, а доверие окрепло. Вот это чувство теплого доверия и обескуражило Высика больше всего по пробуждении. Что за нелепый поворот? Почему сны навевают ему ощущение внутреннего родства с кошмарным призраком? И более того, определяют его чуть ли не в союзники? Неужели они отображают некую догадку, которая у Высика еще не оформилась в ясное понимание и скребется в запертом чуланчике одной из подсобок его мозга, пытаясь выбраться наружу?
Читать дальше