Татьяна Степанова - Последняя истина, последняя страсть [litres]

– Кто вас знает, Гектор.

– Может, все же Гек? – спросил он, поднимая свой бокал. – Разве мы не узнали друг друга чуть лучше за этот день? И разве не помирились?

– Никто с вами не ссорился. Но я подумала…

– Что? – Он смотрел на нее сквозь стакан.

– Раз есть Гек, то должен быть и Чук. Мне всегда было интересно, а как звали Чука по-настоящему в той книжке?

– Был и Чук.

– И как же его имя по паспорту?

– Игорь.

– Игорь? – Катя не удержалась, улыбнулась. – Совсем тогда непонятно, почему Чук.

– Мой брат – близнец. Дед с бабкой его любили больше меня. Я просто Гек, а он Игоречек… Игорчик… Игорчук… Чук… Чук…

– Я в детстве думала, что Чук – это Чукча. А вашему брату надо сменить имя на Париса или Эсака, раз вы Гектор и такой фанат Илиады.

– Не может сменить. Умер.

– Ох, простите.

– Ничего, это было давно. – Он залпом выпил весь свой коньяк до дна.

Вилли Ригель вернулся с бокалом сока для Кати и кружкой пива для себя.

– Какие-то проблемы? – спросил он.

– Нет, что вы, герр майор. Я развлекаю в ваше отсутствие коллегу светской беседой. – Гектор сам к стойке не пошел, воззвал к официанту – повторить коньяк.

Он наблюдал, как Вилли Ригель пьет пиво и ест бургер, а Катя ковыряет вилкой тушеный шпинат.

– Я навел справки о вас, коллега, – заявил он Кате.

– Где навели? – спросила она резко.

– Там, там, там. – Он усмехнулся и снова глотнул коньяка. – Вы – само недовольство и плохо сдерживаемая неприязнь. А я ведь ничего плохого вам не сделал. Пока.

– За вами не заржавеет, – мрачно изрек Вилли Ригель.

– Нет, правда, Катя. Мы ведь не только невольные союзники в этом загадочном деле об убийстве, но и… мы одного круга с вами. Я узнал, например… Вы ведь о себе рассказывать не особо любите, так? А я узнал такие интересные вещи о вас, о вашей семье. Дед ваш, оказывается, как и мой батя, был на свадьбе дочки Брежнева Галины, когда он замуж за красавца генерала МВД Чурбанова выходила. Ваш дед был другом жениха. А мой батя присутствовал на той знаменитой исторической свадьбе не как гость, а в силу служебной необходимости.

Вилли Ригель глянул на Катю. Она молчала.

– Наверняка вы слышали, как и я, семейные предания о той свадьбе. Как тьма гостей собралась на брежневской даче солнечным летним днем, когда на воздухе были накрыты столы, мелькали официанты, играл джаз. Невеста Галина Леонидовна в белом брючном костюме, не в платье и фате допотопной, а по-модному, по-западному… Жених Чурбанов – набриолиненный, с пробором в ниточку, лощеный. Этакий наш Джеймс Бонд. Словно другой мир, другая галактика по сравнению с массовкой, что давилась в очередях в «Детский мир» и «Первый Гастроном», скандалила в Союзе Могучем Нерушимом, в стране, «которую мы потеряли». Как там было все на той свадьбе, знаете, наверное, Катя? Гости собрались. Ждали час, два… уморились, есть захотели. А праздновать все не начинают. И шепоток: Сам спит-отдыхает. Нельзя будить. Затем проснулся Генсек. Восстал с кровати, как с одра. Вышел к гостям. Всех благословил. Сел за стол свадебный во главе. Ему принесли внучку маленькую, и он ее прямо на стол посадил перед собой. Умилялся, бубнил что-то, шепелявил. Гости сразу к столам. Ура молодым! Горько! Есть-пить начали, за ушами трещало. А Брежневу… у него же челюсть… есть ничего было нельзя. Сварили старику на кремлевской выездной кухне молочной лапши, принесли. И он ее весь тот свадебный пир хлебал ложкой. Колоритно, а? Ностальгия. Я плакал! И главное – никто, ни одна журналисткая морда про то не знает, не пронюхала, в курсе лишь те, кто присутствовал на той свадьбе. Кто помнит. Закрытый круг посвященных. И их потомки.

– И к чему вы это вспомнили? – спросил Вилли Ригель.

– А к тому, что мы, во-первых, с Екатериной одного круга люди. А во-вторых… Ты вот, майор, намедни мне что-то про «новое дворянство» грубо так бросил. Старое дворянство, из которого твои немецкие предки – бароны Померанские, сдохло все! Нет его больше. К стенке его поставили. И появились мы. Новые. И если дальше так пойдет в нашем Отечестве, то для нас, «новых», это полный конкретный… парадиз. Хрустальная мечта. Потому что мы, «новые», при таком раскладе будем делать что и как хотим, и никто нам не указ будет.

– В каком смысле, что хотим? – спросил Вилли Ригель голосом ледяным и спокойным, однако сулящим беды.

– В таком смысле, майор, что у тебя, кроме твоей разбитой тачки, чести и железных кулаков, нет ничего за душой. А у нас… у меня… Вот мой батя в Серебряном Бору сидит в фамильном генеральском поместье. По документам он владелец двух кладбищ, двух автосалонов, земельных участков, домов, квартир. И мне… понимаешь, майор, мне в этом плане… по гроб жизни всего этого хватит. И прежде чем завидовать нам… новым дворянам… и выливать на нас ушаты грязи, может, стоит подумать – а вдруг мы все это заслужили?