Татьяна Степанова - Циклоп и нимфа

– А я прошу вас не лезть не в свое дело, – Дроздовский демонстративно продолжал заниматься пасьянсом. – Любопытство, которое вы проявляете, чрезмерно. А вопросы ваши дурацкие.

– Что?

– Дурацкие, – повторил поручик Дроздовский. – За подобные вопросы офицеру – пуля в лоб. Или куда пожелаете.

– Господин поручик, вы забываетесь.

– Цените жизнь, она так коротка, – Дроздовский смотрел на Мамонтова сквозь пенсне, словно сам оценивал. – Доброй ночи. И удачи.

Мамонтов вышел в коридор.

Старая актриса все еще не ушла, смотрела на него вопрошающе – ну что, как он?

– Я кому сказал, пошла вон отсюда! – Клавдий Мамонтов не сдержался. Сорвал на ней всю свою злость.

Лариса ринулась прочь. А Клавдий сразу испытал такой жгучий стыд от того, что накричал. Догнать извиниться? Перед крепостной извиниться? Перед холопкой?

… – И как успехи? – спросил его Пушкин-младший, когда он в смятенных чувствах вернулся к себе.

– Ты был прав, – Мамонтов упал на продавленный гостиничный диван.

– В поисках убийцы инкогнито мы потерпим фиаско, потому что сил и средств обыскать каждый дом, каждую квартиру съемную у нас нет. Ну, когда явится полицмейстер с жандармами… и то вряд ли. Надо исходить, Клавдий, из наших физических возможностей. Я думаю о шкатулке с драгоценностями, о нашей пропаже. Конюх Кузьма тот еще фрукт. Он ловко наше внимание на мадемуазель Аликс перевел своим рассказом. Что-то я ему не верю. Он клянется, что занят был, шампанское из погреба доставал гостям, ящики таскал. По приказу корнета, который решил выставиться. Давай сходим, расспросим этого молодого человека. Подтвердит он нам историю мерзавца или нет? Отсюда и будем выводы дальнейшие строить.

Мамонтов глянул в темное окно. И тяжко вздохнул.

– А что еще нам остается?..

– И все спорят… спорят… покоя нет.

В гостиную вошла Меланья, одетая в шелковую пижаму Дольче Габбана, словно только что покинула спальню, хотя время приближалось к двум часам дня. Она катила перед собой сервировочный столик, на котором чуть позванивали чашки, кофейник и тарелка с нарезанными кусочками фруктами.

Катя внутренне собралась. После вчерашней истории, разыгравшейся здесь, в гостиной с панорамными окнами, с Меланьей ей хотелось общаться меньше всего. Но работа есть работа.

Она искала на лице Меланьи следы ночной бури, слез. Да, ее темные глаза припухли, но в остальном лицо излучало безмятежность, хотя выглядело усталым. Может быть, излишне яркий макияж для дома. Губы как спелые вишни . И волосы – черные, кудрявые, рассыпались по плечам в нарочитом и хорошо продуманном беспорядке.

– О чем спор? – Меланья села на диван рядом с Катей.

– Просто не сошлись во мнениях, – ответил ей Дроздов.

– Какие новости у страхового фонда? – Меланья повернулась к Кате. – Какова утренняя сводка? Какой план действий?

– Полиция что-то нашла, – ответила Катя как можно нейтральнее. – Наш источник пока молчит. Но что-то точно есть. И очень важное.

– Все должны четко выполнять свои служебные обязанности. И полиция, и вы, – Меланья помолчала. – Надеюсь, вы не восприняли вчера всерьез все то, что мой муж наговорил. Это его обычные выходки, когда он пьет. Он становится неуправляем. Я сама приношу вам извинения за вчерашнее. Не принимайте близко к сердцу.

– Хорошо, – Катя не могла понять – издевается ли над ней Меланья или говорит, что думает.

– И раньше такое случалось. И в Англии, и в Италии, – Меланья протянула руку к кофейнику. – С англичанками, с итальянками… Много шума из ничего. А потом все таяло как снег весной. Когда он трезвый, он сам сожалеет о том, что наделал и наболтал. Алкоголизм – тяжкий крест, дорогая моя. И для него самого тоже. А уж для меня и подавно. За семь лет, пока мы в браке, – две наркологические клиники плюс полтора месяца в знаменитом израильском рехабе «Феникс» на реабилитации. А после рехаба он сразу сорвался – это когда его отца выгнали с работы. Когда Савва Стальевич и его окружение чуть ли не тайком сбежали из Барвихи, – Меланья взяла кофейник и налила себе в чашку.

Аромат горячего шоколада.

– Вам молока добавить соевого или обычного? – Меланья налила во вторую чашку шоколад для Кати. – Некоторые не пьют шоколад с молоком, а я себе разбавляю всегда.

– Нет, спасибо, мне без молока.

Катя поняла, что и здесь прежний ритуал угощений в действии – как и раньше, надо принять то, чем угощают в доме, где жил отравленный. Иначе контакта не получится. А ей хотелось услышать как можно больше про Макара из уст его жены.