Татьяна Степанова - Циклоп и нимфа

– Я пришла пешком.

– Что?

– Я шла пешком от имения до города по льду озера.

– При таком ветре? Пять верст? В такую погоду?!

– Да. Дошла. И обратно шла пешком тоже. Мои слуги в имении не заметили моего отсутствия ночью. Так что не пытайте их на дыбе. Они ни при чем.

– Вы прекрасно знаете, что пытки давно отменены, – сказал Пушкин-младший.

– Правда? У нас в Отечестве? – Аликс усмехнулась уголком губ. – Кому вы это рассказываете, господин мировой посредник?

– Откуда у вас гусарский мундир?

– Мой кузен, сын дяди, служил в полку, его убили на Крымской. Под Керчью. Дядя так это и не сумел пережить. Форма осталась. Я ее ушила немножко, подогнала.

– Должен быть еще ментик гусарский с мехом.

– Он был весь в крови, – ответила Аликс. – Я его бросила на озере в сугроб. И саблю тоже. Хотела в полынье утопить, но полыньи не нашла. А кивер гусарский мне пришлось дядин взять – он тоже ведь служил когда-то в гусарах. Когда ваш отец, мой любимый поэт, был еще молодой.

– Нарвский полк, – вспомнил Пушкин-младший. – Корнет, одетый не по форме… Сабля тоже дяди или кузена?

Аликс кивнула.

– Я хотела взять пистолеты. Стрелять чище, чем рубить, правда? Дуэльные. Но они такие допотопные оказались, старинные. И порох весь, к черту, отсырел. Так что пришлось измазаться в крови.

– А тулуп и маска? – спросил Мамонтов. – Вы их украли у актеров?

– Дядина шуба для меня тяжела, я не взяла ее. Чтобы идти пешком по льду, надела свою старую шубу. Но она дамская. Мне ее пришлось бросить, когда я в город вошла. Но в мундире холодно, поэтому я пьяницу раздела – прямо на улице у площади, он валялся в сугробе. Забрала тулуп, а маску случайно нашла на ступеньках. Все пригодилось, пока я ждала, когда попойка в трактире достигнет своего апогея и можно будет предстать перед этой армейской пьянью в образе чертова корнета.

– На вашей совести три жизни, Аликс, – сказал Пушкин-младший.

– Я скорблю только о нем. Я ведь и правда не могу без него жить. Вы, наверное, никогда не любили, господа, – Аликс обвела их взором, в котором было все – и печаль, и вызов, и безумие. Все, кроме раскаяния. – Вы, наверное, просто никогда не сходили с ума от любви.

– А что теперь станет с ребенком? – воскликнул Клавдий Мамонтов. – Вашим ребенком и его, Макара?

Аликс глянула на него. Слезы…

Они блеснули в ее глазах, но не пролились. Нет. Она удержала их в себе.

Медленно, шатаясь и увязая в снегу, побрела назад к гостинице – словно это она вела их за собой. А не они конвоировали ее – убийцу и дрянь.

– Какой шум, – в проеме высаженной двери появился Иван Аркадьевич Дроздов.

– Они догадались! – крикнула Гала истерически. – Значит, и полиция знает. И Макар тоже узнает все! Но я же… я не хотела этого! Это словно была не я! Это как затмение!

– Ключи от машины, – Дроздов бросил ей ключи. – Подгони «крузер» из гаража и подожди меня там.

– Никуда я с тобой не поеду! – Гала бешено швырнула ключи на пол. – Ты что, не понял – им все известно! И полиции тоже. Куда, куда мы поедем? Куда ты отправишься? В какую дыру забьешься? Если бы не ты…

– Помолчи. Успокойся, – чуть ли не умоляя, проговорил Дроздов. – С тобой ничего не случится.

– Уже, уже случилось! – заорала Гала. – Да, я взяла тот чертов яд на конюшне! Я была не в себе, я не сознавала, что творила тогда! Дядя меня предал – и он тоже, как и муж. Ради Макара дядя захотел отнять у меня единственное, что я получила от этой чертовой жизни, – ту квартиру! Единственное, что давало мне хоть какую-то уверенность в будущем, чтобы не зависеть ни от кого и жить, где я хочу и как хочу! Дядя меня ограбил! Он ничего не хотел слушать, он хотел все у меня отнять. Вернуть меня сюда, чтобы я гнила здесь вместе с ним – без надежд, без будущего, без цели, без любви! Я его любила как отца, а он… Он даже не попросил по-человечески – просто приказал мне, как своим холопам в департаменте, что раньше пресмыкались, а теперь плюют на него. Приказал – переоформи документы, квартира будет принадлежать Макару. А я… а мне… а мне по губе!! – Гала топнула ногой. – Я испытала такую ненависть к нему в тот миг, я решила, что он умрет… я взяла тот яд на конюшне. И дала ему.

Гала замолчала. И тут же раздалось:

– Мобильные на пол.

Дроздов произнес это совершенно бесстрастно. В руке у него был пистолет. Словно возник ниоткуда. Как он его достал? Катя не увидела – как.

– Дважды не повторяю.

Они с Мамонтовым вытащили мобильные и бросили на пол.