Вечер. Низкое черное небо. Фонари пучками бросают желтый свет на обледеневшие тротуары. Вздрагивают от ветра клены. Пустынны улицы. Люди укрылись под теплый кров.
Старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан Смирнов, зажав в кулак начисто выбритый подбородок, меряет редкими шагами до мелочей знакомый кабинет. Остановился у окна. Задумчиво побарабанил пальцами по стеклу, отошел к столу, склонился над бумагами.
Четыре не раскрытых квартирных кражи! И никакой зацепки! Преступники оставили следы. Но кто оставил? Что он, капитан Смирнов, окажет завтра утром на планерке? То, что кражи совершены одним «почерком»? Но чей это «почерк»? Кто так смело, но осторожно орудовал в квартирах? Курганские? Приезжие? Или те и другие вместе? Пожалуй, одни приезжие не смогли бы хорошо ориентироваться в чужом городе. А если они раньше жили здесь и приезжают только для того, чтобы напакостить? Что нужно сделать, чтобы найти и обезвредить преступников?
Алексей Николаевич вздохнул, сел за стол, достал авторучку и набросал на листе план работы на следующий день, затем запер бумаги в сейф, оделся и вышел из отдела.
Ветер усиливался. Начинало забуранивать.
Смирнов поднял меховой воротник, натянул поглубже шапку и, подталкиваемый ветром, двинулся по улице. Впереди, недалеко от перекрестка, маячила черная фигура. Что это? Навалившись на фонарный столб, стоит человек. Смирнов остановился около него, заглянул, под низко натянутый на глаза козырек.
— Что с вами? — спросил. — Заболели? Помочь?
Человек поднял осоловелые глаза. Лицо капитана посуровело.
— А-а, знакомый? Давненько не виделись. Ты где это так нагрузился?
— А что, дядя Леня? Выпил. Разве нельзя?
— Можно, но не до такой же степени! Погляди-ка на себя: на кого ты похож? На первосортного забулдыгу. Где пил?
— У людей…
— У старых дружков?
— Нет, дядя Леня.
— Частенько пьешь! Знаю. Завтра хотел вызвать тебя на беседу…
— Завязал я, дядя Леня! — встряхнулся парень. Обещал вам — сделал. Мое слово — закон. На честные пил. Может, кто и ворует, а я…
— Кто же ворует?
— Есть люди.
— И все-таки?
— Есть люди.
— Ох, ты и трепаться научился. Ни черта ты не знаешь!
Эти слова задели парня за живое, и он разошелся:
— Я? Трепач?! Да? Я не знаю, да? Да я воров в гробу видал. Мне с ними не детей крестить. Федьку Веревкина знаешь?
— Слышал.
— А бабу его, Вальку, знаешь? Не знаешь? Часики у нее на руке недавно появились. Новые. Подарок, кричит. Пускай подарок, не спорю. Но от кого? На деньги вор покупать не станет, ему деньги самому нужны во как! — Парень перечеркнул горло большим пальцем левой руки. — А ворованное для близкого человека не пожалеет, отдаст. Так что Вальку и Федьку пощупать надо!
— Ну, ладно, иди проспись. Пить будешь — пропадешь, попомни мое слово.
— Пойду, дядя Леня. Осталось недалеко, доползу. Извини, перебрал.
Парень оторвался от столба, поплелся, пошатываясь. Капитан поглядел ему вслед и зашагал дальше.
«Валентина и Федор Веревкины? Интересно. Плохо знаю их, живут не на моем участке. Но ничего. Завтра с утра надо заняться, — размышлял он. — Плохо пока все получается. Люди думают, милиция беспомощна, бессильна… И в этом доля моей вины, старшего оперуполномоченного Смирнова».
Ветер совсем рассвирепел. Мелкий сухой снег лентами плыл по гладкому асфальту. Снежные полотнища с бешеной яростью набрасывались на дома, тревожно хлопали раскрытые калитки. Поеживаясь, Алексей Николаевич юркнул в подъезд, быстро поднялся по лестнице на второй этаж, отпер автоматический замок. Дети спали. Клавдия сидела на диване и довязывала шерстяной носок. Увидев мужа, она прошла на кухню, зажгла газовую плиту, поставила котлеты и чай.
— И когда ты, Алеша, будешь приходить домой вовремя? Когда жить станем по-человечески? Вечно у тебя какие-то дела.
— Скоро, золотко, — как всегда отвечал Алексей Николаевич, усаживаясь за стол. — Вот когда выйду на пенсию, отдохну малость да на «гражданку» работать пойду.
Читать дальше