Василий Пропалов: Ход конем

— Бумаги? Можно, — ответила Мария Николаевна, с недоумением поглядывая на Терентьева. — А разве у вас, товарищ старший лейтенант, отпуск кончился?

— Откуда вам известно, что я в отпуске?

— Земля слухом полнится. Вот и знаю.

— Тоже верно, — согласился Терентьев.

— Тогда почему вы работаете?

— Такая должность.

— Вот как, — уронила хозяйка и скрылась в горнице.

Только сейчас Николай Стратонович вспомнил о гостях, о Лидии. Он взглянул на часы. Стрелки показывали 16.00. «Наверно, уже собрались, — думал Николай. — Суббота — день короткий. Ждут. Нехорошо получилось, нехорошо…»

Мария Николаевна принесла тетрадь и два чемодана.

— Вот вещи, которые принес Иван, — негромко сказала она.

Николай Стратонович торопливо начал писать протокол.

Был июль. Ночью на город упал дождь. Утро стояло прохладное, тусклое. Почернело полотно асфальта. Тихо шумели клены.

Виктор Павлович Булатов остановился у распахнутых железных ворот, задумался. В асфальтированной низине шумел колхозный рынок. Это его новое место службы, его пост. Он отвечает здесь за общественный порядок, за происшествия, большие и малые.

Рынок наполнялся людьми. Слева, под полосатым навесом, стояла женщина в белой куртке и кричала:

— Беляши! Горячие беляши!..

Ее голос перебивал репродуктор:

— Уважаемые покупатели! Говорит радиоузел колхозного рынка!..

Раньше Виктор ничего этого почему-то не замечал. Просто приходил сюда по воскресеньям, покупал необходимое, не обращая внимания на шумный людской прибой.

«Справлюсь ли? Такая уйма людей! Попробуй, угадай, кто с хорошими, а кто с плохими намерениями заявился сюда», — думал он.

Рынок шумел. Сержант шагал медленно, спокойно поглядывая по сторонам. Его бесхитростные доверчивые глаза иногда задерживались то на прилавках, то на очередях, то на прохожих. Во взглядах сержант улавливал доброту, доверчивость и уважение. Но замечал и иные взгляды, косые, боязливые. Такие глаза он старался всегда запомнить…

Первые месяцы доставили Виктору Павловичу немало хлопот: на рынке появлялись хулиганы, мошенники, карманные воришки, иногда случались кражи с прилавков.

— Пришлось работать без выходных, — вспоминает Булатов. — Сколотил я своеобразный актив из продавцов, работников рынка. Не пропускал ни единого случая нарушения. Всякое дело доводил до конца.

Разговаривая со мной, сержант Булатов не отрывает внимательного взгляда от окна, из которого просматривается часть рынка.

— Ну, а покупатели как, помогают? — интересуюсь я.

— Помогают. Особенно, когда надо задержать нарушителя.

Шло время. Креп общественный порядок. Преступлений на рынке не стало. Но постовой Булатов не успокаивался, не отсиживался в служебной комнате, по-прежнему находился среди людей, у всех на виду. Люди обращаются к нему постоянно: одни наводят какие-нибудь справки, другие просят совета, третьи — помощи. Многим он здесь нужен.

Как-то подбежала к нему расстроенная женщина:

— Что это такое, товарищ милиционер? У всех на глазах торговка набавила цену на картошку. Пять копеек на килограмм! С ума сошла! Неужто на нее управы нету?

Казалось бы, какое дело постовому до рыночных цен! Другой пожал бы беспомощно плечами, объяснил:

— Помочь не могу. Базар.

Не такой сержант Булатов. Он спокойно выслушал женщину, немного подумал и пошел с ней. Он знал: картофеля в тот день на рынок привезли мало, к обеду продали. Этим, видимо, и воспользовалась торговка.

Очередь у прилавка шумела.

— Почему цену повысили? — спросил сержант у торговки.

— Картошка моя — сколь хочу, столь и прошу.

— Но вы только что продавали дешевле.

— Ну и что? Базар цену знает!

— Но базар знает и совесть!

— Напишите протокол за спекуляцию! — донеслось из очереди. — Ишь, какая выискалась!

Виктор Павлович понимал: составлять протокол нет оснований. Он убеждал торговку до тех пор, пока она не сдалась.

В один из октябрьских дней шестьдесят пятого года рынок кипел своей обычной жизнью. На посту было все спокойно, и сержант Булатов неторопливо передвигался от павильона к павильону, временами ненадолго останавливался с знакомыми, обменивался рукопожатиями. У мясного павильона задержался: из репродуктора неслись щемящие сердце слова песни: