Мария Воронова - Жертва первой ошибки

От мысли о предстоящем вскрытии Федор, кажется, пошатнулся, потому что Кузнецов быстро вывел его на улицу через черный ход. Там стояла узкая скамейка, неопрятно заросшая лопухом и крапивой. Федор сел. Через несколько минут появился Кузнецов, подал ему мензурку, Федор машинально выпил. Кажется, это был медицинский спирт, потому что пелена, окутавшая мир, ненадолго стала прозрачнее. Наискосок через маленький сквер располагался парадный вход, возле него стояли несколько пожилых женщин в черных кружевных шарфах на головах, и Федор вдруг вспомнил, что это считается хорошо, когда на похороны приходит мало народу – значит, человек прожил долгую и счастливую жизнь. А как будет с Глашей? Позволят ли ему заниматься ее похоронами? И когда вообще тело отдадут? Сейчас надо держать себя в руках, пока он еще может что-то для нее сделать… Нельзя раскисать.

Они вернулись в прокуратуру, и Федор позволил Сергею допросить себя. Отвечал машинально, не думая, потому что его жизнь перестала иметь значение. Только когда Сергей спросил, собирался ли он жениться на девушке из-за беременности, Федор опомнился и сказал, что нет. Их вполне устраивали сложившиеся отношения.

Дав Федору протокол допроса на подпись, Сергей мягко заметил, что ситуация сложилась весьма щекотливая. У товарища прокурора безупречное алиби, подозревать его нет никаких оснований, но тем не менее он, как человек из ближнего круга жертвы, не может контролировать расследование и вообще следить за его ходом.

– Возьмите больничный, Федор Константинович, – посоветовал Кузнецов, складывая протокол в папку, – тем более что вид у вас, честно говоря, не очень.

Федор обещал завтра сходить в поликлинику.

– В крайнем случае отпуск возьму, если уж совсем здоров.

– Я обещаю найти настоящего преступника как можно скорее, – пылко заверил Кузнецов.

Федор пожал плечами. Настоящего преступника, надо же. Что его искать, вот он тут, весь перед вами. Это он убил Глашу, и не важно, что кто-то другой сомкнул руки на ее шее, виноват только он. Приди он к ней на день раньше, Глаша была бы сейчас жива, и ребенок рос бы в ее животе, а не превратился в мертвый сгусток клеток. Да что там день, если бы он не взял трубку или взял, но сказал, что никак не может приехать на это несчастное обрушение, то как раз успел бы перехватить Глашу на пороге и никуда не пустил, и они бы легли в постель и были счастливы.

Действие спирта заканчивалось, и мир снова затягивала серая пелена, но мысль, что по-настоящему он убил Глашу еще двадцать лет назад, оставалась ясной, и боль от нее не давала ему дышать.

– Подождите, Сережа, сядьте, – Федор заставил себя улыбнуться, – я должен вам рассказать кое-что еще.

Усадив Егора за уроки, Ирина отправилась с младшим сыном на вечернюю прогулку с тем расчетом, чтобы Кирилл, возвращаясь с работы, поднял наверх коляску.

С утра лил по-осеннему скучный и мелкий дождь, но после обеда распогодилось, солнце ласково пригревало, и детская площадка оказалась забита мамочками с детьми, так что к любимым Володиным качелькам было не подступиться.

– Увы, мой друг, – вздохнула Ирина и направилась в соседний двор, где с качелями дело обстояло напряженно, зато имелись карусельки с рулем, от которых Егора когда-то было не оторвать. Но время летит, теперь он солидный человек, второклассник, детская площадка ниже его достоинства.

Не успела Ирина как следует погрустить о быстротечном времени, как перед ней вдруг возникла Гортензия Андреевна.

– Фух, Ирочка, насилу вас догнала! – едва отдышавшись, выпалила она.

Ирина предложила подняться наверх.

– Нет-нет, ни в коем случае, я специально так приехала, чтобы застать вас на прогулке с этим очаровательным молодым человеком. – Гортензия Андреевна наклонилась над коляской и протянула Володе палец, который тот в упоении пожал. – С визитами следует пока повременить, ибо я полностью, и даже много сверх того, удовлетворила вашу потребность в моем обществе, пока гостила у вас на даче.

– Что вы такое говорите! – искренне возмутилась Ирина. – Я вообще была бы счастлива, если бы мы всегда вместе жили.

– Спасибо. Это, разумеется, утопия, но, раз уж зашел разговор, я думаю, есть смысл прописать у меня Егора или вот этого юношу.

Ирина поморщилась.

– Дорогая, жизнь есть жизнь, и смерть из нее никак не выкинешь, сколько ни старайся. Вы молоды, у вас могут быть еще дети, и вообще история не знает примеров, чтобы лишние метры кому-то помешали. Но я приехала поговорить с вами не об этом.