Мария Воронова - Жертва первой ошибки

Федор повернул на Глашину улицу.

– Вы помните? – удивилась девушка.

– Конечно! Слушайте, Глаша, а зачем же вы выбрали такую профессию?

– Какую?

– Мужскую.

– Мне было интересно.

– И вы сознательно пожертвовали семейным счастьем, что ли?

Глаша снова засмеялась:

– Особого выбора у меня, можно сказать, и не было.

– Почему?

– Я как-то не пользовалась успехом у молодых людей.

Федор хотел сказать какой-нибудь дежурный комплимент, но промолчал.

Проехав мимо двора, где на детской площадке гомонила компания подростков, он остановил машину возле парадной девушки.

– Ну вот, Глашенька, приехали… Так не хочется вас отпускать.

– Да?

– Да. Посидим немножко?

– Хорошо.

Федор взял ее руку в свои. Маленькая крепкая кисть с коротко обрезанными ногтями без всякого лака, на тыльной стороне кожа немного шершавая.

– Я все время о вас думал.

– И я.

– Правда?

Глаша кивнула.

– Так давайте снова увидимся?

Глаша улыбнулась:

– Федор, я согласилась встретиться с вами, только чтобы понять, что вы просто посторонний мужик из самолета, и все.

– И я ровно для того же самого.

– И как?

Федор отрицательно покачал головой.

– Аналогично. Поэтому лучше не надо. Это как рак, лучше вырезать на ранней стадии.

Федор выпустил ее руку, быстро вышел из машины и помог Глаше.

– До квартиры провожу?

Она кивнула.

В парадной снова было пусто, темно и гулко. Кнопку вызова лифта дочерна оплавила чья-то услужливая рука, а о том, что там внутри, Федор не хотел даже думать, поэтому они с Глашей стали подниматься по лестнице.

– Как не хочется расставаться с вами, Глаша, – сказал он в спину девушке.

– Мне тоже, но надо перетерпеть.

– Надо.

Она остановилась возле своей двери и обернулась к Федору. Ключи из сумки не доставала.

– Вы боитесь, что я войду у вас на плечах?

– Что?

– Втолкну вас в квартиру, когда вы откроете.

– Ах это… Нет, я боюсь, что сама позову вас к себе.

– А вы?

– Не позову.

– Понятно. Что ж, давайте прощаться.

Глаша улыбнулась, и Федор затосковал.

– Так странно. Никогда не верил в любовь с первого взгляда…

– Я тоже.

– Все, ухожу.

Федор хотел поцеловать ей руку, взял, поднес к губам. От пальцев чуть слышно пахло какой-то химией, и это неожиданно остро напомнило ему детство.

Он приложил мягкую ладонь к своей щеке, Глаша шагнула ближе, и через секунду они уже целовались.

Федор отступил первый. Еле выговорил:

– Прощайте, Глаша, – и быстро, не оглядываясь, спустился вниз.

В машине он долго сидел, не мог прийти в себя. Думал, что сейчас Глаша увидит в окно, что он не уезжает, и спустится к нему, и не понимал, ждет этого или боится.

Она забыла цветы. Федор положил их на поребрик и уехал.

Федор был умный человек и не позволял подростковым эмоциям захватить свой разум только на том основании, что они опоздали лет на тридцать. Он слишком многого добился, чтобы теперь пустить все под откос ради… Да и черт его знает, ради чего, ведь смешно говорить о любви к женщине, которую видел два раза в жизни! Да, Глаша умненькая, милая, серьезная девушка, но это просто так совпало, что в момент, когда он сел рядом с нею в самолете, его настигла гормональная буря. Многие мужики в его года творят черт знает что, потому что принимают начало старения за великие чувства, но он такой ошибки не допустит, а будет угасать как мужчина, спокойно и с достоинством.

Судьба будто толкает его под руку, Федя-Федя, многого у тебя не случилось в свое время, так возьми теперь! Любовь, романтику, нежность хотя бы попробуй, пока жив, а то потом будет совсем поздно.

Нет, спасибо, не нужно.

Он сделал прекрасную карьеру и скоро поднимется еще на одну ступень выше, у него образцово-показательная семья… Правда, жена холодная и равнодушная женщина, а дочь – истеричка, да к тому же не родная, но об этом последнем обстоятельстве никому не известно. Внешне они выглядят идеальной ячейкой общества.

Вечером они с женой ложились в супружескую кровать, самую широкую из тех, которые можно было купить, так что между ними оставалось еще много свободного места.

Когда обставляли эту квартиру, Федору показалось, что Таня не стала бы возражать, попроси он себе отдельную комнату. Он хотел, но постеснялся, решил, что жена обидится, так они и продолжили спать вместе, неизвестно зачем, ведь они не вели долгих задушевных разговоров в постели, не обнимались, не ласкались просто так, а засыпая, старались как можно меньше касаться друг друга.