Мария Воронова - Жертва первой ошибки

В трубке раздался тяжелый вздох.

– Картину преступления я описал как мог тщательно и подробно, но, насколько я понял, образ действий преступника интересует вас лишь в контексте его личности, верно?

– Та да…

– Которую я могу описать одним словом – водка. Ну а то, что злоупотребление алкоголем способствует противоправному поведению, на мой взгляд, истина, не требующая доказательств.

– Да, тут я Америку не открою, – удрученно протянул Зейда.

– У вас настолько мало материала, что вы решили обратиться ко мне за случаем двадцатилетней давности?

– Угу.

– Хорошо, Виктор Николаевич, попробую вам помочь, спрошу у своих знакомых в центральном аппарате. Подберут вам интересных случаев по районам, тема-то в самом деле актуальная. Только это будет не быстро… Но, насколько я помню, у вас тоже вот-вот должны начаться каникулы?

Зейда с энтузиазмом это подтвердил, и простились собеседники весьма довольные друг другом.

Федор готов был луну с неба обещать, лишь бы только Зейда не совался в это старое дело, а тот в свою очередь наверняка был рад, что получит кусок информации, не прилагая к этому сил и средств.

Нет, понял Федор, бояться нечего, тот скелет уже не выкопать из могилы.

И все же разговор оставил неприятный осадок, и Федор, когда водитель привез его домой, не поднялся в квартиру, а прошел через арку в гараж.

Татьяна не ругала его за поздние возвращения, понимала, что восьми часов в сутки недостаточно, чтобы сделать успешную карьеру. Чаще всего дела действительно требовали его личного присутствия, но иногда Федору просто не хотелось домой. Он или сидел в кабинете до упора, или, как сегодня, брал свою машину и катался по городу.

Он любил и умел водить. Права получил еще в десятом классе, благо учился в единственной в городе школе с уклоном в автодело, а в армии закончил дополнительные курсы и сделался генеральским шофером – небывалое везение, определившее всю его дальнейшую жизнь. Если бы не протекция генерала, ни за что не попал бы он в университет.

Федор не соврал Глаше, он действительно работал водителем на «скорой» все годы учебы, официально на полставки, но его любили на подстанции и кидали смен почти на целую.

Вспомнив юность, Федор невесело улыбнулся. Кажется, то был единственный период в его жизни, когда к нему хорошо относились в трудовом коллективе, доверяли и дружили с ним. И он был востребован по-настоящему. Попасть с ним в экипаж мечтали все врачи и фельдшера станции, чуть не рвали его друг у друга. Он не боялся крови и никогда не произносил любимой фразы честного советского труженика: «Это не входит в мои обязанности».

И больных таскал, и оторванные конечности держал, и кислородные баллоны носил на седьмой этаж без лифта. Роды только ни разу не пришлось принять, хотя было любопытно.

Он был тогда совсем сопляк, тощий, борода росла не так, как сейчас, а отдельными волосиками, всю приличную одежду берег для универа, а на работу ходил в кедах и парусиновых брюках, но величали его почему-то Макарычем. «Макарыч довезет», «чтоб Макарыч не довез – да не было никогда такого»… Если вызов был на дорожно-транспортное происшествие, то его отправляли в обязательном порядке. И он никогда не возмущался, что очередь не его, что мужики сидят, яйца греют, а он, как бобик, катается туда-сюда. Нет, эта достойная риторика даже в голову не приходила, наоборот, Федор гордился, что ему доверяют больше других и считают лучшим, и изо всех сил пытался оправдать надежды, которые возлагал на него коллектив.

А потом он получил диплом. На государственных экзаменах ему занизили оценки, но все равно Федор оказался в первой десятке и рассчитывал на хорошее распределение.

Только жизнь распорядилась иначе. В Ленинграде его не оставили, он дернулся было на Крайний Север, но там уже оказалось занято коренными ленинградцами, желающими сохранить прописку.

Чуть-чуть не успел – и поехал работать в среднюю полосу. Из-за чего потерял отличную комнату, которую ему выделили после выпуска из детского дома. Федор до сих пор вспоминал о ней и мучительно жалел.

Он сам не заметил, как «Макарыч» растворился, исчез в небытии, и остался только Федор Константинович Макаров. Заматеревший, серьезный и рассудительный человек, которому до чужих надежд нет никакого дела. Только крови он боится еще меньше, чем раньше.

Уложив детей, Ирина взяла книжку Башмачникова – почитать полчасика перед сном, да так и не смогла оторваться до последней страницы. Поплакала всласть, а утром проснулась, словно умытая свежей ключевой водой, спокойная и радостная, будто камень с души свалился. Все же народные пословицы удивительно точно определяют состояние человека.