Джо Лансдейл - Голый ангел

- И не близко, - ответил Коутс, задвигая шляпу на затылок. – Я не на работе. Как чтиво?

- Ковбои побеждают. Что, больше заняться нечем, кроме как приходить в такую рань и глазеть на мясо?

- Женщина во льду.

Боуэн кивнул.

- Да. Чертовщина какая-то.

- Ее нашел пацан. Потом, позвал меня, - сказал Коутс и в общих чертах обрисовал ситуацию.

- Как она там оказалась? – сказал Боуэн. – И на черта?

- Если б знал, - ответил Коутс, - был бы детективом. Покажешь тело?

Боуэн выбрался из-за стола и Котус последовал за ним. Они прошли через очередные двойные двери и оказались в комнате с большими ящиками в стене. Пахло дезинфектантом. Боуэн остановился у ящика с номером 28 и выдвинул тело.

- Нам еще с одним мужиком пришлось выдалбливать ее ледорубами. Можно было бы оставить ее на тротуаре, и она бы сама оттаяла. Да хоть в задней комнате со сливом. Но нет, вызвали нас срочно доставать. Всю руку себе отбил, до сих пор болит.

- Не оправдывайся, - сказал Коутс. – Рука у тебя болит от совсем другого дела.

- Очень смешно, - ответил Боуэн и погладил голову под простыней.

Простыня была влажная. Там, где она прижималась к голове, груди, лобку и ногам, были темные пятна.

Боуэн стянул простыню, сказал:

- Первый раз такую красоту вижу, и, естественно, она мертва. Везет же мне.

Коутс посмотрел на ее лицо, такое безмятежное.

- Покажи дальше, - сказал он.

Боуэн стянул простыню ниже коленей. Коутс вгляделся в родимое пятно. Собачья лапка. Когда он увидел ее впервые, она что-то напомнила, но тогда он еще не разобрался. А теперь был уверен.

- Как будто щенок грязной лапой наступил, - заметил Боуэн.

- Уже опознали? – спросил Коутс.

- Пока нет.

- Тогда могу помочь. Ее зовут Мегдалин Джексон, если только она не вышла замуж и не сменила фамилию. Возраст – где-то двадцать четыре.

- Ты ее знал?

- Еще в детстве, более-менее, - сказал Коутс. – Скорее знал я ее старшую сестру. Родимое пятно, где я его видел, – вспомнил, только когда вернулся домой. У ее сестры было такое же - куда меньше, но похожее, повыше. Я не сразу понял, потому что это явно не старшая, Эли. Слишком молодая. Но потом вспомнил про младшую, и что ей теперь должно быть как раз около двадцати четырех. В то время она была всего лишь мелкой соплюшкой, но логично, что она унаследовала такое же пятно, что у Эли.

- Говорят, копа ноги кормят, и в этом случае буквально.

- Этот лед, - спросил Коутс, – уже видел что-нибудь похожее?

- Не-а. Так-то мы уже находили в подворотнях пару девочек. Но не в глыбах льда.

- Понятно, - сказал Коутс. – Ну, я все.

Боуэн натянул простыню, спросил:

- Ладно, я могу сообщить, кто она, раз ты опознал?

Коутс изучил ее бледное, гладкое лицо.

- Конечно. Уже знаете, как она умерла?

- Ран на ней не нашли, так что придется порезать.

- Расскажешь, что узнаешь?

- Конечно, - ответил Боуэн. – Но тогда пять долларов, которые я тебе торчу с покера…

- Можешь про них забыть.

Коутс заехал в круглосуточную забегаловку и, пока солнце только заползало на небо, съел завтрак с кофе. Купил там же газету со стойки, сел в кабинке, читал и пил еще кофе, пока не стало совсем светло; к этому времени он выпил столько, что, казалось, волосы уже ползают по затылку. Он поехал домой к Эли.

В последний раз, когда он видел Эли, она жила в дорогом районе города на тихой улочке, в высоком доме со множеством деревьев на лужайке. Дом стоял на том же месте, как и деревья, хотя в это утро они казались уставшими, потемневшими от ветров “Санта-Ана”.

Коутс припарковался на обочине и прогулялся до дома. Воздух казался плотным, хоть на хлеб мажь. Коутс бросил взгляд на карманные часы. Было еще довольно рано, но он все равно налег на дверной звонок. Через какое-то время к двери, не торопясь, подошел здоровяк в тесном жакете. Выглядел он так, будто может завязать кочергу в узел, сожрать и тут же высрать.

Коутс залез в карман брюк, показал значок патрульного. Здоровяк взглянул на него так, будто он показал какую-то тухлятину, ушел и спустя время, за которое хромая мышь могла бы отгрохать гнездо размером с Тадж Махал, вернулся.

Коутс не успел войти со шляпой в руках в дом и на метр, когда здоровяк произнес:

- Подождите здесь.

- Ладно, - ответил Коутс.

- Здесь, и больше никуда ни шагу.

- Мне и не надо.

Здоровяк кивнул, ушел и снова началось ожидание. Хромая мышь, наверное, была близка к завершению нового амбициозного проекта, когда наконец появилась Эли. На ней была белая шелковая пижама, а светлые волосы напоминали взбитый мед. На ногах - домашние тапочки. На миг она казалось такой красавицей, что Коутс чуть не расплакался.