Наталья Андреева - МоLох

— Вы врач?

— В данный момент нет, — Гольдман поправил очки. — Я ведь не на работе.

— Но в чувство вы этот персонаж привести можете? — Квашнин брезгливо кивнул на ломающего комедию Боброва.

— Этот персонаж мой друг, — тихо сказал Гольдман.

— Транспортируйте вашего друга по месту жительства, — сдерживая ярость, сказал Квашнин. — И освободите мне дорогу.

— Вас никто не держит, — Гольдман посторонился.

— Вы что, идиот?! — сорвался Квашнин. — Такси, на котором вы приехали, заперло мою машину!

— Василий Дмитриевич, не смейте привозить в мою школу ваши компьютеры! — звонким голосом сказала Бетси. — Вы… вы хам!

— Молодец, Лиза! — рассмеялся Бобров.

— Да прекратите вы, наконец! — на крыльцо, где и без того было тесно, выбежала Нина. И начала спихивать с крыльца Боброва: — Уезжай немедленно, Андрей! Прошу тебя, уезжай!

Бобров начал сопротивляться, потому что ему нравилось, как наливается кровью лицо Квашнина, он все еще переваривал «хама». Гольдман, поразмыслив, пошел помогать Нине, которая за руку потащила Боброва к калитке. Бетси, увидев, что Осип Осипович решил-таки немедленно увезти Боброва, стала подталкивать того к калитке в спину. Невысокому и худому Боброву выстоять против троих было трудно, и он дал им увести себя за ворота, где ждало такси.

— Спасибо тебе за приятный вечер, Андрей! — зло сказала Нина.

Квашнин остался на крыльце, и она наконец-то могла сказать Боброву то, что хотела. Но вместо этого она принялась на него кричать:

— Ты испортил мне праздник! Ты нарочно это сделал! А я думала, ты меня любишь!

— Я тоже так думал, — понурился Бобров.

— Я никогда тебе этого не прощу!

— И, слава богу.

— Ты… Ты… — Нина захлебнулась слезами. — Андрей, ты плохой человек! Очень плохой! А я ведь выбрала тебя из всех! Из всех, понимаешь?

— Я не могу по достоинству оценить твой подарок, — тихо сказал Бобров. — Извини, я не гожусь на эту роль.

— Ты что, трезвый?!

— Абсолютно.

— Ты просто хотел сбежать?

— Именно.

— Это нечестно, Андрей!

— А ты? — не выдержал он. — Ты честная? Сначала в туалете, теперь в саду. На твоем теле еще остались места, которых он не касался? И ты теперь хочешь предложить это тело мне?!

Нина молчала. Именно этого она и хотела. Менять что-либо было поздно. Не ложиться же в постель со Свежевским или с Миллером, лишь бы не достаться Квашнину девственницей? Оба были ей одинаково противны. То есть, Свежевский противен, а Миллер безразличен. Своих чувств к Олегу Нина вообще не понимала. Он нравился женщинам, и ей должен был нравиться, раз она женщина. Но Нина поневоле его сторонилась.

— Ребята, перестаньте, — миролюбиво сказал Гольдман. — Андрюша, поедем домой.

— А тебе, Нина, лучше вернуться на веранду и проводить Василия Дмитриевича, — с иронией сказала Бетси. — Уверена, ты сможешь его удержать даже после того, что случилось. Ты всегда знала, что надо сказать мужчине, чтобы он остался, — и она посмотрела на Боброва.

— Это правда, — кивнул он. — Нина, у тебя есть выбор, кого из нас уговорить остаться. Обоих не получится. Мы слишком разные. Я тебе уже говорил, что не буду делить тебя ни с кем. Он тоже не будет. А если ты его обманешь, тебе придется несладко. Я тебя предупредил. Так что хорошенько подумай. Ося, едем, — и Бобров полез в машину.

— До свиданья, Нина. Елизавета Григорьевна, — неожиданно Гольдман взял руку Бетси и поцеловал ее. Бобров злорадно отметил, что Нинина рука такой чести не удостоилась.

— Позвоните мне, как доедите, — сказала вспыхнувшая от удовольствия Бетси.

— Обязательно.

Такси с Бобровым и Гольдманом уехало. И за ворота тут же выплыл «Майбах» Квашнина. Сам он вышел из ворот пешком, явно ища Нину.

— Не буду вам мешать, — насмешливо сказала Бетси и ушла в темноту.

— Я недооценил провинцию, — сказал Квашнин, подойдя в Нине. — Здесь не понимают, как надо вести себя в приличном обществе. Не ценят хорошего отношения и щедрости.

— Василий Дмитриевич, извините, — виновато сказала Нина. — Андрей… Он не со зла. Он очень честный. И чувствительный. Он словно из прошлого века.

— И этим тебя привлекает? — внимательно посмотрел на нее Квашнин.

— Женщина больше всего на свете боится предательства. Андрей не способен предать.

— Но как же ты собираешься с ним жить, если будешь его предавать изо дня в день? Тебе надо определиться. Либо Чацк с его романтическими бреднями, либо Москва с ее цинизмом, — сердито сказал Квашнин. — Тебе еще многому надо учиться, девочка. В общем, так: у тебя неделя. И то лишь потому, что я вынужден здесь задержаться. Черт с вами, банкуйте, — и он полез в свой «Майбах».