Наталья Андреева - МоLох

— Уф, — выдохнул Бобров. — А я-то думал…

— Отходная, что ли? — пробурчал изрядно набравшийся Зиненко.

— Отходной называют молитву, читаемую у одра умирающего, — придавил его взглядом Квашнин. — Это лишь часть программы. Имя вора будет названо. И я ему не позавидую.

Зиненко закашлялся, к нему подскочила жена и ударила сухим кулачком по спине.

— Давайте за это выпьем! — с энтузиазмом сказал Бобров, которого, как он и предполагал, от коньяка развезло.

— Ну, давай. — Квашнин потянулся к нему своей рюмкой. — До дна, Андрюша.

Нина с неприязнью смотрела, как они пьют. Она не смела остаться с Бобровым наедине, но ей надо было заручиться его согласием. А Бобров напивался на ее глазах.

«Может, я ему позвоню?» — подумала она. «Завтра. Да у меня в запасе еще неделя, что я паникую?»

— За праздник! Ура! — заорал Бобров и встал, высоко поднимая рюмку. Не удержавшись на ногах, он упал, потянув за собой скатерть.

На пол посыпались тарелки, упала, разбившись, бутылка с красным вином. Бобров оказался в винной луже, и спьяну ему показалось, что он весь в крови.

— А-а-а! — заорал он.

Бетси вскочила.

— Вот он, твой герой, — с усмешкой сказал Нине Квашнин. — И ты хочешь замуж за эту свинью?

— Я не свинья! — Бобров попытался подняться, опираясь на подскочившую к нему Бетси. — Это вы все … свиньи. А я несчастный человек.

— Я Гольдману позвоню, — Бетси потащила Боброва на свежий воздух.

На веранде она прислонила Боброва к стене и полезла в карман за мобильником. Бобров, привалившись к потрескавшимся сосновым доскам, которыми была обита веранда, с тоской смотрел на звездное небо. Таблетка, о которой он сейчас так страстно мечтал, осталась дома, в жестяной коробке. А коньяк Боброву не помогал, это он уже понял. Голова была ясной, и свинствовал он больше из вредности. Боброву хотелось, чтобы его пожалели.

— Осип Осипович, Андрюше плохо, — взволнованно сказала Бетси в телефон. — Нет, не перепил. Это по вашей части.

Бобров вздрогнул: она все поняла! Какая же умница!

— Гольдман на даче, помидоры поливает, — сказал он печально. — Он не приедет.

Потом он сообразил, что Шепетовка гораздо ближе к даче Гольдмана, чем Чацк.

— Вызывайте такси, — велела Бетси телефону.

— У Оси денег нет, — мрачно сказал Бобров.

— Но у тебя-то есть?

— Не знаю, — он полез в карман. — Кажется, есть. Да, точно есть.

— Хватит огород городить, — сердито сказал вышедший на веранду Квашнин. — Мой водитель тебя отвезет. А машину завтра заберешь.

— Я в вашем «Майбахе» никуда не поезду! — заупрямился Бобров. — И без Гольдмана не поеду.

— Кто это, Гольдман? — поморщившись, спросил Квашнин.

Бобров начал его доставать. Хоть это и было изначальной целью Квашнина, показать Нине истинное лицо ее будущего мужа. Чтобы сравнила. Но Бобров пока не собирался жениться на Нине, а хлопот с ним уже было изрядно.

— Ося мой единственный друг, — важно сказал Бобров.

— Ну и на кой он здесь? Завтра увидитесь.

— Осип Осипович заведующий психиатрией, — пояснила Бетси.

— А, тогда понятно. Тогда сразу туда везите, — ухмыльнулся Квашнин. — Парень спятил.

— Если я отказываюсь от миллионов, это еще не значит, что я не в своем уме!

— А тебе их никто пока не предлагает, — и Квашнин повернулся к нему спиной.

Ося приехал минут через десять.

— Не отпускай такси, — велел ему Бобров. — Отвези меня домой.

— Что с ним случилось? — спросил Гольдман у Бетси.

— Я не хочу жениться, — ответил вместо нее Бобров.

— Это нормально, — кивнул Гольдман. — Я тоже не хочу.

— Это разные вещи. Хотя… Мою-то любовь тоже можно назвать неразделенной… Я никогда не разделю со своей избранницей ложе… Нина! — крикнул Бобров. — Иди сюда! Поедем со мной! Поедем ко мне!

— Господи, какая муха его укусила? — вздохнула Шурочка.

— Выпил много, — мрачно изрек Григорий Зиненко, который и сам был не очень-то трезв.

— Тебя не поймешь, то мало, то много! — сорвала на муже злость Анна Афанасьевна. — Нечего было ему наливать!

— Жениться я могу только спьяну, — подтвердил Бобров.

— Хватит комедию ломать! — рявкнул Квашнин.

Он давно хотел уехать, но его «Майбах» оказался заперт такси, на котором приехал Гольдман, и которое Бобров не велел отпускать. Квашнин оказался в глупом положении, в компании людей, которых он в Москве не подпустил бы к себе на пушечный выстрел. Это было быдло, которое Квашнин презирал. И вот он вынужден был находиться в обществе этого быдла, которое к тому же еще и надралось. Важно было не потерять лицо. И Квашнин шагнул к Гольдману: