Александр Барр - Одна в пустой комнате [litres]

– Он поедет с нами! – говорит Федор Петрович и торопится к выходу.

Все выходят.

На этот раз на меня надевают только наручники. Похоже, я наконец-то заслужил доверие. Или просто бинты и мой покалеченный жалкий вид не вызывают опасений.

Федор Петрович настаивает, и меня сажают к нему в машину. Он говорит, что теперь ни на шаг не отойдет от меня.

Сажусь. На заднем сиденье, между двумя полицейскими. Спереди мостится доктор, за рулем никого.

– Где же он? – спрашивает врач, имея в виду водителя.

– Он передумал ехать, – говорит через окно полицейский, который вчера меня избил.

Он, как в кино, перепрыгивает через капот, скользит толстой задницей перед лобовым стеклом и вскакивает за руль к нам в машину. Он тяжело дышит и трет саднящий после удара кулак.

Полицейский-садист говорит, что с ним надежнее, просит Федора Петровича пристегнуться, и мы едем.

По дороге я объясняю, что когда в последний раз я был в том доме, ни пленницы, ни Риты там уже не было.

Но меня словно никто не слышит.

Мне трудно говорить, каждое слово выдавливаю через боль, а они игнорируют. Они напали на след. Им не до меня. Они заняты.

Они спорят о том, приемлемо ли применять к задержанному силовые меры, даже если сам задержанный не против таковых.

И они, кажется, ни секунды не сомневаются, что сейчас спасут девушку.

Машина останавливается.

Я вижу, как в доме уже орудуют полицейские криминалисты.

– Пошли! – командует доктор, и меня ведут к дому.

Оказавшись на пороге, я ничего не чувствую. Я ожидал, что меня захлестнут воспоминания. Я ожидал, что испугаюсь, разозлюсь, запаникую… Хоть что-нибудь. Но нет. Совершенно ничего. Пустота.

Одна группа осматривает чулан, где много ночей Аркадий пристегивал себя к стене. Они что-то собирают, расфасовывают по пакетам.

Фотографируют.

Другая группа изучает матрас. Слышу шаги на кухне, грохот в туалете. Исследуют каждый сантиметр дома.

А я смотрю в окно, наблюдаю, как ловко сержант растягивает ограждающую ленту вокруг места преступления. Как она развевается на ветру. Как она огибает почтовый ящик.

– Здесь ее нет, – докладывает полицейский доктору.

Я не вижу, но чувствую, как они смотрят мне в спину. Садист, скорее всего, кривится, а доктор разводит руками.

– Можно я его еще раз? – говорит полицейский вполголоса, и я представляю, как он стучит кулаком себе в ладонь.

– Ни в коем случае! – протестует Федор Петрович. – Исключено! Тем более у меня есть идея получше.

Доктор говорит, что у него есть идея, меня запихивают в машину и снова куда-то везут.

На этот раз мы едем молча. На мои вопросы о том, куда мы едем, что происходит, в ответ лишь тишина.

Думаю, они вернулись к первоначальному плану – провезти меня по, так сказать, местам боевой славы Риты.

Они ждут, что я вспомню еще что-нибудь, если посмотрю на другие места преступления.

И я понимаю, к чему такая суета…

Я могу представить себя на их месте. Я могу их понять. Я же единственный подозреваемый. И если отбросить в сторону мою уверенность в том, что не я убийца… Резонно предположить, что если маньяк схвачен, девушка в любой момент может погибнуть от истощения.

Каждая минута промедления может стоить ей жизни.

Машина останавливается. Никто не говорит ни слова. С меня снимают наручники и ждут, что же я буду делать. Ждут моей реакции.

Я смотрю по сторонам.

И? Как я должен реагировать? Какое-то незнакомое место. Незнакомый дом. Напротив, булочная. Типичный спальный квартал, не примечательный ничем. Таких миллион.

– Ну что? – Полицейский не выдерживает и оборачивается ко мне.

– Что – ну что?

– Помнишь?

– Нет.

– Как нет?

– Ну нет, это когда нет, не помню…

– А ну, падла! Умный? – Он замахивается для удара, но его останавливает Федор Петрович.

– Не надо. Подождите здесь, – говорит доктор.

Он выходит из машины и идет к двери дома.

Федор Петрович нажимает на звонок.

Я внимательно слежу за происходящим, жду, что же будет, а полицейский косится на меня через зеркало заднего вида и сжимает кулаки.

Дверь открывается, Федор Петрович беседует с кем-то. Он показывает на нашу машину, размахивает руками, по-видимому, просит пройти с ним.

Мне как-то не по себе.

Чувствую, как нарастает напряжение.

Федор Петрович явно задумал что-то нехорошее. Кажется, он тоже решил избить меня, как тот садист, но только по-своему.

Избить психологически.

Я чувствую, как стены сжимаются. Чувствую страх. Нет. Чувствую ужас от неизвестности. Наверное, я сам себя накручиваю. Наверное, на то и расчет. Я никак не могу успокоиться.