Елена Селиванова - Без белых роз

При доме сад — десять соток. По весне, как расцветут яблони и груши, вишня и слива, кружит голову медовый запах. Обнимет Хабир жену, как когда-то в молодые годы, и ничего и никого ему больше не надо.

— Уж дочь на выданье! Постеснялся бы, — незлобно упрекала жена, но руку мужа с плеч не снимала.

— А что, есть жених?

— Да какой-то детдомовец. Видела раз. Вроде ничего. Высокий, плечистый, мордастый. Да что толку, коль ни кола, ни двора.

— Наживут! У нас с тобой тоже ничего не было. А теперь вон какими деньжищами ворочаешь. И процентики идут…

— Тише ты, охламон! За забором соседи. Услышат — в долг придут просить. А ведь, как говорится, в копнах — не сено, в долгу — не деньги.

— Ой, Нагина, ты, Нагина! — засмеялся Хабир. — Можно подумать, что ты дашь взаймы. Заревешь — да не дашь. И зачем все копишь-копишь? Другие хоть одеваются, по курортам, заграницам ездят, а ты дальше своей стрелочной будки да базара не была. Фуфайку драную, которая навозом пропахла, не снимаешь. Да и мне на люди стыдно показаться: кто теперь ходит в старых рубашках с перевернутыми на другую сторону воротниками?

— Ладно, в эту зарплату куплю тебе сразу две рубашки. А накопим тысяч пятьдесят, на море тебя повезу. Говорят, шибко полезно в морской воде купаться.

…Но на море они не съездили и пятьдесят тысяч накопить не успели. А вот отговорить дочь от замужества с любимым мать смогла.

Поплакала-поплакала Танзиля, а против матери не пошла. Вон брат женился без согласия родительницы, так она его третий год на порог не пускает. Даже внучку не захотела посмотреть, когда сноха в гости приехала.

Вышла замуж Танзиля за сына «состоятельных» родителей, которые на свадьбу единственного сынка не глядя три тысячи бросили. Весело было на свадьбе, да горько после нее. Не пришла любовь в дом. Верно говорят: счастье никаким золотом не купишь. Остался на руках Танзили в память об этом браке слабенький сын-заика.

— Да, Нагина, видно, маху ты дала со своими советами. Лучше бы за детдомовца дочь выходила. Не пьет парень, не курит.

— Я разве хуже своей дочке хотела? — вздохнула жена, не отрывая глаз от проворных спиц. Она вывязывала кайму шали и боялась сбиться со счета.

— С тобой не наговоришь! — махнул рукой муж.

— Лучше пойди быкам сена подбрось! Телкам пойло приготовь, а говорить ночью будем…

— Так ведь уже полночь на дворе, — проворчал Хабир. Но тут постучала в окно кухни соседка:

— Айдате мыться! Баня жаркая, воды много. Мы все искупались. Айдате!

— Сейчас, сейчас! — заторопилась Нагина.

Утром нашли ее в бане недвижимой, на полу валялся веник… Вызвали милицию.

На похороны приехали сын и дочь. Стали искать паспорт умершей и случайно в старом шерстяном носке обнаружили двадцать три сберегательные книжки на тридцать одну тысячу рублей.

У сына язык отнялся: откуда такие деньги? У матери, бывало, копейки не выпросишь. Всегда только и говорила: «Не обижайся, сынок, денег нет. Большой расход на скотину. Одного хлеба — шесть булок в день».

Забыв про похороны, наследники кинулись в сберкассы, где им сказали, что около девятнадцати тысяч завещано дочери, семь с половиной тысяч сыну, а срочные вклады не завещаны никому.

Похоронили Нагину по-мусульмански, без гроба на деревенском кладбище за шестнадцать километров от дома, где когда-то были захоронены ее родители.

На третий день справили скромные поминки. На седьмой помянули усопшую добрым словом: о покойниках плохо не говорят. И начали думать, как разделить наследство.

— Мне от вас ничего не надо. Возьму только девятнадцать тысяч, которые мать мне завещала, — сказала Танзиля.

— А мне завещанного мало. Я с семьей перейду в дом. Отец пусть низ займет, а я с семьей буду жить наверху. Нас трое — он один, — заявил сын.

— Ишь, как хорошо! А отец горб гнул всю жизнь, ему шиш с маслом!

— Тебя же никто из дома не гонит, папа! Бери еще двух коров, двух быков, двух телочек, ковры и все остальное имущество, — рассудила дочь.

— Вам, значит, деньжища, а мне разный шурум-бурум! — возмутился Хабир.

Получив завещанные вклады, уехала Танзиля из родительского дома, не простившись ни с братом, ни с отцом.

Потерял сон Хабир. Что делать? С досады даже напился.

Обидно Хабиру, что жена так с ним поступила. Жили душа в душу. Ни словом, ни делом ее не обижал никогда. А теперь сын хуже врага стал, да и дочь хлопнула дверью и была такова.

Думал-думал и решил, что без суда их спор никто не решит. Подал он исковое заявление в народный суд. На уплату госпошлины пришлось продать корову. Написал он так: