Александр Асмолов - Пыха

— Не все из нас забывчивые ребята.

— Ну, да. Я же фотограф… — обиженно пробубнил Королев.

— Что нарыл ночью?

— Толком ничего. Фотографии с этим великим князем какие-то мутные. Лысый мужик, иногда в пенсне или котелке, военной выправки в упор не видно, взгляд неуверенный… Не признал я в нем Константиновича. По описаниям он катался по разным городам России, несколько раз женился, чем только ни занимался… Но не он это.

— Скорее всего твоего капитана подстрелили на дуэли, — тихо проговорил Олег, — а вместо него колесил по стране кто-то похожий. Тогда избавиться от неугодного человека самым надежным способом была дуэль. Из Петербурга его выперли, а в каком-нибудь уездном городишке и порешили. Он, конечно, владел и шпагой, и пистолетом, но это для честного поединка.

— Думаешь, убрали?

— Ну, если полагаться на твое чутье, то можно так и объяснить.

— Я читал, что князю из казны выделяли по двести тысяч в год на содержание…

— Похожий на Николая Константиновича мужчина вполне мог взять его паспорт и колесить по городам с теми деньгами. Фотографий в документах тогда не было.

— Слушай, а что все так всполошились, когда я в ресторан позвонил… «Парус» называется.

— Ты о этих двоих?

— Ну, да…

— А, действительно, зачем ты туда звонил, да еще со своего сотового?

— Дык, там три дня назад Шмат снимал какой-то банкет, на котором статный мужчина средних лет в отдельном кабинете с двумя собеседниками выпивал… Вот он по крови точно наш великий князь Константинович.

— Три дня назад? — удивился Олег.

— Я по телефону подробно обрисовал официанта на том банкете с видеозаписи Шмата. Получилось убедительно, и мне кто-то подтвердил, что так и было.

— Неожиданно… Значит, на следующий день грохнули Шмата.

— Я еще это… — замялся Пыха. — Похоже вычислил, что этот, похожий на капитана, обосновался в двухэтажном доме на берегу Вешенка.

— Что за капитан?

— Ну, я великого князя еще на фото Левицкого так назвал.

— Вообще-то, Николаю Константиновичу присвоили полковника, но не суть. А как ты его берлогу раскопал?

— Так, на видео с карты памяти Шмата он мельком засветился в ночной съемке.

— Уверен? — насторожился Корень.

— Я много повторов просмотрел… Они по крови связаны. Сто процентов.

— Погоди, что же получается? Скорее всего, из-за границы приехал явный наследник великого князя Николая Константиновича. Причем в сложный период, и только лишь для того, чтобы его посторонние не узнали, но засветился на банкете. Значит, там были все свои.

— Публика разная в зале веселилась.

— Однако, когда охрана узнала, что чужой интересовался междусобойчиком, к тебе прислали сладкую парочку. Это нужно обдумать…

Когда синий «Форд» остановился около почерневшего от времени некрашеного забора, за которым был большой двор, окруженный несколькими раскидистыми яблонями, за ними виднелся старый добротный сруб в три окна, украшенных резными наличниками, Олег первым выскочил из машины. Вскоре он появился на крылечке вместе с сухонькой старушкой. Несмотря на возраст, движения ее были точными и ловкими.

Минут через десять они уже сидели в просторной горнице за широким деревянным столом, на котором, словно на скатерти-самобранке появлялись блюдечки и тарелочки с забытой для горожанина натуральной едой. Как и когда баба Вера все это готовила оставалось загадкой, а на вопрос, знала ли о приезде, прямо не отвечала. Потом появился и кипящий самовар, и плюшки с маком, плошки с разным вареньем и полные янтарного меда соты, поломанные на большие куски.

— Тебе, милок, — обратилась хозяйка к Пыхе, — я заварю травки. Вижу, голова у тебя болит. Не буду спрашивать почему. Блюдечком накроем, пусть настоится, потом пей маленькими глотками. На вкус горько будет, а ты потерпи. Можешь глаза закрыть, думай о хорошем и пей потихоньку. Скоро все и пройдет.

После первой солидной чашки, расписанной большими румяными яблоками и красной вишней, баба Вера заварила гостю вторую. Витек пил с закрытыми глазами, забыв, где он и что его сюда привело. Ему вдруг подумалось, как мало нужно человеку, чтобы окунуться в такое блаженное состояние. Хотя, нет! Он не прав. Нужно то, что почти утеряно современниками. Душевность. Даже не духовность, а именно душевность к встречному или незнакомцу. На его недолгом веку люди стали замкнутыми, разобщенными и чаще всего думая или обсуждая что-то, повторяют единственное слово, придуманное поначалу, как средство платежа. Со временем оно стало движущей силой, а нынче во всем мире не отыщется такой границы, которую человек ни преступил бы в погоне за совершенно излишним количеством этого средства.