Дмитрий Агалаков - Ведьмы Холодного острова

— А травки нет, Трофим Силантьевич? — спросил первый и стал многозначительно перемигиваться с другими.

— Какой еще травки? — нахмурился старик.

— Ну, сам знаешь, покурить? — лукаво продолжал студент.

— Высечь бы тебя, умник, — погрозил кулаком Трофим Силантьевич. — Плеткой.

— Чего, пошутить нельзя? — развел руками тот. — Я за чаем. Пять пачек.

— Курочкину чаю не давать! — крикнул кто-то. — На него не напасешься! Он чифирить будет!

— Я что, больной? — воспротивился тот. — Я пивко предпочитаю. Про запас я!

Но вопрос о чифире тронул Трофим Силантьевича за живое. Всесильный профессор Турчанинов грозил ему в воображении пальцем.

— Иди крапиву лопай и одуванчики нюхай, — бросил Курочкину старый фуражир. — Чифирь — он не для всякого ума годен! Ты и так хлипкий, тебе с чифирю видения будут.

Но пару пачек продал. Пегая лошадь отмахивалась хвостом от мух и трясла головой. Подвода пустела на глазах. Ребята тащили покупки в обеих руках. Теперь только через неделю жди старика.

— А молоко есть? — спросила подоспевшая Юля. — Трофим Силантьевич?

Старик оглядел юную красотку и сразу потеплел глазами. Красавица с нежным лицом, с веселыми зелеными глазами! Да еще просьба ее тронула.

— Молочка хочешь, красна девица?

— Очень, дедушка! — взмолилась та.

— И побольше, — добавил Чуев, встав за ее спиной. — Ей оздоровиться надобно.

— Всем вам после вчерашнего заезда надобно оздоровиться, — со знанием дела рассмеялся старик. — Будет тебе молочко, милая, для тебя припас! — кивнул старик и скоро достал две коробки молока.

Юля цедила молоко и наблюдала, как запоздавшие ребята раскупают последние съестные припасы.

— Ты идешь? — спросил Чуев.

— Иди к нашим, я скоро буду.

— Чего надумала, Белоснежка?

— Да ничего, ты иди, иди.

— Ладно, — ответил тот и ушел.

Юля попутно выглядывала и своего вчерашнего кавалера, но его точно и не было вовсе. Куда он делся? Она вспоминала их нежные объятия, едва скрывала улыбку и, кажется, краснела. Потом Юля обошла повозку, погладила пегую кобылку по щеке. Лошадь посмотрела на нее карими и пронзительно блестящими глазами и добродушно тряхнула головой. Чудо, а не лошадка! Только замученная совсем. Юля вновь обошла телегу и едва лоб в лоб не врезалась в своего ночного друга.

— Ой! — вскрикнула она и, уставившись на молодого человека, засмеялась. — Привет.

— Привет, — кивнул он. — Мне сказали, что тебя здесь видели.

— Не соврали. Ты как, Гоша? Головка бобо?

— Головка бобо. Но я не Гоша. — Молодой человек отрицательно покачал головой.

— Нет?!

— Нет.

Юля заново оглядела его: он был высоким, сухощавым, плечистым. Темно-русым. С открытым лицом, большими голубыми глазами.

— Вот я наклюкалась…

— Точно.

Прижав к груди ополовиненную коробку молока, Юля повинно кивнула:

— Прости, Гарик, ради бога прости.

— И не Гарик я. Вчера раз десять тебе сказал. Не помнишь? — вздохнул он.

— Не-а. А кто ты? Леопольд? — жалостливо улыбнулась Юля.

— Я — Георгий.

— Точно! — Она даже ладонью хлопнула его по груди. А потом саданула легонько себя по лбу. — Георгий! Ну как я могла забыть? Гордое имя. Победоносец. А фамилия?

— Малышев.

— Точно, — кивнула Юля. — Ну, это хорошо, что фамилия не соответствует образу и фактуре. А то было бы чересчур. Молока хочешь? — и она протянула Георгию коробку.

— Нет, я для нас сок купил, — сказал он. — Два литра.

— Да ну? — Юля сделала большие глаза. — Прям для нас?

— Да, апельсиновый. Ты любишь?

— Очень. Позаботился, значит?

— Ага. Первым пришел.

— Спасибо, Георгий. — Ее зеленые лисьи глаза лукаво сверкнули, голос стал тише: — Я кое-что помню из этой ночи…

— Я тоже, кое что, — тихонько признался молодой человек и взял ее за руку.

— У тебя такие сильные объятия…

Он польщенно улыбнулся:

— А ты такая… такая…

— Какая?

— Нежная. Такая, что у меня, — он зашептал, — до сих пор голова кружится. Вот ты какая.

— Спасибо.

А старый фуражир тем временем стал собираться в дорогу и даже сказал вслух:

— Ну, пора мне. До дома, до хаты! Слышь, молодежь? Вы там чо, коня моего заговариваете? Так не старайтесь — он и так у меня заговоренный. За вами не пойдет.

Юля тотчас оказалась перед стариком и спросила в лоб:

— А прокатите нас с другом до дороги — мы вам заплатим. На тележке проехаться так хочется! Правда, Георгий?

Молодой человек нахмурился, но промолчал.

— Да за что ж я с вас деньги буду брать? — усмехнулся Силантьевич. — Садись, молодежь! Красавка только рада будет.