Батья Гур - Убийство в субботу утром

Хотя он считал, что сможет приноровиться — некоторое время он пробыл в штате предыдущего губернатора, — хотя в его распоряжении были люди из различных служб безопасности, на которых можно было возложить часть ежедневного тяжкого груза, все же он потерял всякий покой. Он и думать не думал, что новая служба будет столь трудна.

— Я не преувеличиваю, — сказал он Михаэлю. — Вы бы тоже не смогли этого вынести, поверьте. Вы не похожи на человека, который тут нужен, — недостаточно брутальны, и дело тут вовсе не в политике — политическая сторона вопроса никогда меня не беспокоила. Это вопрос характера — насколько вы готовы изображать Господа Бога. Я никогда не был в себе в этом смысле уверен, а теперь точно знаю: это не для меня.

В три часа утра Мэнни принес им еще кофе.

— Хотите перекусить? — спросил Михаэль у Алона.

Нет, есть он не хочет; все, чего он хочет, — говорить.

— Как наводнение, — сообщил Мэнни Шореру, заехавшему в четыре. — Его не остановить. Как начал говорить, так и не закрывает рта.

Шорер не стал заходить внутрь; он посидел немного, послушал и поехал по своим делам. Михаэль слышал стук в дверь, шаги, но не двинулся с места — так и сидел, внимательно слушая человека, который изливал перед ним душу.

Тот все говорил и говорил, порой его рассказ относился к делу, порой нет, но Михаэль его не прерывал.

Алон рассказывал о своих родителях, переживших Холокост. Он старший из детей, единственный сын. Сестра не в счет, только он один мог читать по ним кадиш, поминальную молитву.

Михаэль решительно прогнал прочь из головы Ниру и Юзека с Фелей, повторяя: «Прочь отсюда, вы меня отвлекаете».

Говорил Алон и о молодежном движении «Ха-шомер ха-цаир» и идеале равенства; о том, как добровольно попросился в действующую армию, считая это великой честью; как студентом получал высшие награды, как продвигался по службе в армии и мечтал когда-нибудь подняться на самый верх. Говорил сумбурно, иногда почти бессвязно.

Затем он рассказал про свой первый день на посту военного губернатора территории:

— Я дал разрешение старому крестьянину выращивать оливы на земле его предков; он посмотрел на меня так, что я почувствовал себя полным ослом. День ото дня я старательно убивал в себе чувства и преуспел в этом или думал, что преуспел, когда подписывал приказы о высылке, когда запрещал воссоединение семей — я просто делал свою работу; о, все в соответствии с требованиями высокой политики! А Служба безопасности постоянно дышала мне в спину. Не знаю, каковы ваши политические убеждения, но быть либералом и военным губернатором одновременно невозможно — это две абсолютно противоречащие друг другу вещи.

Алон взглянул Охайону в глаза:

— Вам непонятно, к чему все это, но я могу привести вам слова доктора Нейдорф. Она сказала, что вещи, которых я не могу выразить словами, говорили посредством моего тела. Бывали дни, еще до того, как я пошел к ней, когда я хотел положить всему конец, такой бессмысленной казалась жизнь. Ни в чем не было смысла. Еда, секс, книги, друзья, кино — ничто меня не трогало. Долго так не проживешь. Я обратился к врачу по поводу импотенции, и он не смог найти никаких физических причин. Решение напрашивалось само собой. Надеюсь, вы этого не записываете, а даже если и так — мне уже все равно, и пусть все катится к чертям.

Сняв с души тяжесть, Алон перешел наконец к тому, что интересовало Михаэля.

Он проходил лечение в течение года, дважды в неделю, и осмотрительно платил наличными. Даже Оснат, его жена, ничего не знала.

— Не знаю, почему не сказал ей. Может, боялся, что она расскажет Джо… да, он тоже ничего не знал.

Доктора Нейдорф он выбрал, потому что его старая школьная приятельница, Тамми Звиелли, восторгалась ею и Джо тоже как-то упоминал о ней. Хотя люди к ней записывались за два года вперед, она смогла выкроить для него время дважды в неделю.

— О встречах в обществе я не волновался — она никогда не приходила домой к Джо.

Он полагался на ее деликатность и не ошибся.

— Никто в целом свете не знал, что она — мой психотерапевт, и если бы она не умерла так, как умерла, — никто бы и сейчас ничего не узнал.

О ее смерти он услышал от Джо в субботу: Джо позвонил, чтобы отменить назначенный ленч, тогда и сказал ему.

— Конечно, Джо и в голову не пришло меня предупредить: он не подозревал о наших отношениях. Сначала я не знал, что ее убили, — Джо только сказал, что она мертва. Потом я забеспокоился, что могут найти заметки в ее приемной и тогда мое имя станет известно. В армии считают, что, если человек ходит к психологу, ему нельзя доверять, — во всяком случае, на такой должности, как моя, это невозможно. И знаете, что самое забавное? Они правы! Я для этой работы не гожусь…