Андрей Троицкий: Ревность

— Еще что-нибудь?

— Женщина была еще жива, когда тело заливали бетоном. Поэтому дыхательные пути наполнены затвердевшим раствором. На женское тело наткнулись случайно. Месяц назад дом был заложен банку. Хозяин нуждался в наличных. Он оставил особняк в качестве залогового обеспечения по кредиту. Недавно хозяин с женой уехали за границу, вниз спустился представитель банка, котором оставили ключи. Хотел посмотреть, что и как. Пол под ним буквально провалился. Да, могила получилась неглубокой. И палас мягкий. Бетонный пол рассыпался под ногами. Этот парень почувствовал ужасный запах, испугался до обморока. Ну, и позвонил в полицию. Остальное будет известно после вскрытия.

— Не слышал, чей это особняк?

— Есть такой писатель Павел Наумов, он хозяин.

Ранним утром, когда солнце еще не поднялось, а за окном брезжили предрассветные сумерки, Диму Радченко разбудили телефонный звонок. Он сел на кровати, нашарил трубку мобильника. Звонил врач Сергея Марковича Наумова. Мужчина сказал, что со вчерашнего вечера у старика острые боли в области сердца, он не спал всю ночь. Временами впадал в забытье и снова приходил в себя. Наумов, человек деликатный, запретил звонить сыну Павлу среди ночи. У сына скоро выступление перед читателями в местном университете, надо оставаться свежим и выглядеть на миллион долларов. Сейчас старик попросит разбудить Павла, чтобы тот приехал, машин у выслали.

Радченко поблагодарил врача, надел полосатый халат, отдернул шторы. С высоты двенадцатого этажа открывался вид на уходящую к горизонту автомобильную стоянку, забитую машинами отдыхающих. Он сунул ноги в резиновые шлепанцы, вышел в коридор, лифтом спустился на четвертый этаж и стучал в дверь, пока ее не открыли.

— А, это ты, — жена Павла красавица Роза отошла в сторону, и сморщила носик, будто ждала в гости важную особу, а явился Радченко. — Что случилось?

— Старик…

— Умер? — в глазах Розы блеснул огонек.

— Он жив, — Радченко оторвал взгляд от соблазнительных выпуклостей женского тела. — Ночью был приступ. Но, слава богу, обошлось. Нас ждут. Машина скоро будет.

На Розе была полупрозрачная короткая рубашка цвета морской волны, державшаяся на узких бретельках, с огромным вырезом на груди. Она не стеснялась наготы, напротив, выставляла ее напоказ. Роза повернулась к гостю спиной и, отступив к кофейному столику, медленно наклонилась. Рубашка поползла вверх, обнажая розовые ягодицы. Радченко проглотил слюну и сделал волевое усилие, чтобы отвести взгляд. Роза подняла пачку сигарет, села в кожаное красное кресло, закинула ногу на ногу и прикурила от настольной зажигалки. Даже после бурной ночи, проведенной в гостиничном баре, она выглядела свежей, чувственной и настолько соблазнительной, что за ней пошел бы на край света целый полк мужчин. Возможно, целая армия.

— Время не ждет, — Радченко не уходил. — Мне Павла самому разбудить?

Дверь в спальню приоткрылась, высунулась всклокоченная голова Павла.

— Я уже встал, — он бросил гневный взгляд на жену. — Собирайся, Роза. Или ты прямо так поедешь, голяком?

— Мне обязательно ехать? Башка раскалывается. Может быть, сегодня ты без меня навестишь своего драгоценного папашу?

— Отец будет недоволен…

— Можешь идти, — Павел косо глянул на Радченко. — Сеанс стриптиза закончен.

Радченко вышел за дверь, поднялся к себе.

Ночь, наполненная болью и страданием, кажется, прошла почти бесследно для старика. Сергей Маркович смотрел ясными глазами, губы порозовели, на худом лице проступили краски жизни. Он лежал на огромной кровати с резной спинкой из красного дерева, истончавшиеся желтые руки поверх одеяла.

— Где Ольга, где моя дочь? — этот вопрос он повторял несколько раз на дню.

— Она не звонила, — ответил Павел. — Ну, думаю, приедет со дня на день…

— Она приедет, — повторил старик. — Я это слышу каждый день. А Ольга даже позвонить не может. Где она? Никто не знает. Что вы за дети? Где у вас сердце?

На этот вопрос Павел ответил покашливанием в кулак.

— Господи, когда господь заберет меня? — Наумов застонал. — Просишь смерти, а получаешь мучения. Новые и новые мучения… И они не кончаются.

— Ну, зачем ты так, отец? — Павел встал, поправил подушку и снова опустился на стул. — Я только что разговаривал с врачом. Он уверяет, что для беспокойства нет оснований. Никаких.

— С годами мой врач все хуже лечит. И все лучше врет. Господи, если мои мучения не кончатся через неделю, клянусь всем святым, я приму яд.