Марк Эдвардс - Если она полюбит

Чарли задумчиво помолчала пару минут. В конце концов она сказала:

— Хорошо. Я понимаю. Но я хотела бы больше узнать о твоем прошлом. Мне нравится слушать, как ты рассказываешь, Эндрю. И я хочу, чтобы ты рассказал мне всё.

Она, извиваясь, продвинулась вперед, наши ноги сплелись.

— Но не сейчас, — добавила она. — Пойдем спать?

После того как мы снова занялись любовью, я вспомнил, что хотел спросить у Чарли. Она умела так повести разговор, чтобы я забывал, что хотел сказать. Например, она никогда не рассказывала мне о своем детстве, родителях, школе.

Каждый день я собирался получить от нее хоть какую-то информацию о событиях ее прошлого, которые меня интересовали, но всегда возникала какая-то другая тема.

Я достал коробку в форме сердца, которую она оставила под моей подушкой.

— Тебе нравится? — спросила она.

— Это прекрасно. Но как ты это сделала? С фотографией?

Она тронула пальцем кончик нос.

— Ну-у.

— Ладно, Чарли, не хочешь — не говори.

— Ну хорошо, расскажу… У меня есть крошечный портативный принтер. Сейчас он в моей сумке. Я могу подключить к нему телефон и распечатать небольшие фотографии. Это действительно здорово. Я сделала это в ванной, пока ты меня ждал, а затем засунула коробку под подушку.

Понятно.

Я хотел спросить про туалетные принадлежности в шкафчике в ванной комнате, но Чарли зевнула и устало произнесла:

— Ужасно хочу спать. Мне завтра рано на работу.

— Тебе не нравится твоя работа?

Она лежала лицом к потолку, глаза закрыты, из-под одеяла видны обнаженные плечи.

— Ненавижу ее, — сказала она. — Скучища и нервотрепка. Каждую минуту, которую провожу там, я теряю минуту собственной жизни. Я хотела бы сосредоточиться на своем искусстве.

— Однажды так и будет, — я поцеловал ее.

— Ты милый, — она открыла глаза. — Извини, парни ненавидят, чтобы их называли милыми, да? Я хотела сказать, что ты крутой мачо.

— Я не против быть милым.

Она закрыла глаза.

— Тогда ты еще милее, — она снова зевнула. — Я действительно должна спать.

— О’кей.

Она отстранилась от меня.

— Спокойной ночи, Эндрю.

— Спокойной ночи.

— Я люблю тебя.

Я замер. Мне послышалось? Слово «любовь» между нами еще не проскакивало. Мы ведь знакомы чуть больше недели.

— Чарли… — сказал я.

Но она спала.

Мне снился страшный сон, в котором я тонул, а чьи-то маленькие руки тащили меня под лёд, потом передо мной оказалось зеленое, гнилое лицо вцепившегося в меня мальчика, я видел мертвую плоть на оскалившемся в ухмылке черепе, глазное яблоко выпало и покачивалось в темной воде.

Я очнулся и открыл глаза. Меня колотила дрожь. Я повернулся, чтобы обнять Чарли, ощутить ее тепло.

Она не спала, лежала на боку, опершись на локоть, и смотрела на меня.

— У меня был ужасный кошмар… — начал я, полагая, что потревожил ее. Но едва я заговорил, она перевернулась на другой бок и сразу отключилась.

В голове у меня мелькали образы: секс в парке с Чарли, кто-то наблюдает за нами; проблемы Саши с ее женатым любовником; воспоминания о Карен и Харриет; беспокойство о деньгах. И, покрывая этот шум, слова Чарли, которая говорит, что любит меня.

Прошло немало времени, прежде чем мне удалось заснуть.

Виктор Кодсалл пригласил меня в свой кабинет, пожал руку, жестом предложил присесть на один из двух диванов, а сам плюхнулся на другой — неуклюже, как будто не мог согнуть колени. На журнальном столике неустойчивой башней громоздилась стопка книг, каталогов и журналов. Через стекло было видно, как персонал дизайнерского агентства бродит взад и вперед: яркие, модные молодые люди, которые приезжали на работу на велосипедах и носили футболки с ироническими надписями. По словам Виктора, все они спали друг с другом.

«Весь этот гребаный офис — одна гнойная чашечка Петри, кишащая инфекциями», — однажды сказал он мрачно. Виктор почти все говорил в таком стиле, отсюда и его прозвище: Иа-Иа. Картинка с депрессивным осликом висела на стене рядом с плакатом одного из успешных проектов для «Тоттенхэм Хотспур».

— Как твой… — он указал на глаз. В свое время Виктор был поражен, узнав от меня, что перед операцией хирург нарисовал черную стрелку над бровью, указывающую, какой глаз предстоит оперировать.

— Намного лучше. И вообще меня выписали.

— Спасибо им за это, черт побери, — сказал он. — Не так много работы сейчас для слепых дизайнеров. Хотя многое из того дерьма, которое эта развеселая компания наваяла тут в последнее время, было точно сделано с закрытыми глазами или при полностью отвалившейся сетчатке.