Наталья Александрова - Сокровище Великих Моголов [litres]

– Бессонница… – машинально повторила я, уставившись на его запястье.

Взглянув на часы, он машинально поддернул рукав пиджака, и я увидела манжет его рубашки. Точнее, запонку, которой этот манжет был застегнут.

Запонки в наше время вообще мало кто носит, но такие…

У него на манжете была старинная запонка из темного золота, на которой был выгравирован павлин с распущенным хвостом.

Точно такой же павлин, какого нарисовал в моем блокноте Владимир Пташкин.

Точно такой, какого он увидел на полу в квартире Сарычева в день, когда была убита Елена.

Я сложила два и два.

Тогда на полу лежала запонка, которую обронил убийца.

Обронил – но потом подобрал, как только Пташкин убежал из квартиры. Потому что эта запонка – улика. А еще потому, что она ему просто нравится. Она ему дорога.

– Догадалась? – проговорил Федор мягким, приятным, интеллигентным голосом.

И тут же он прижал к моему лицу тряпку, смоченную какой-то резко пахнущей жидкостью, – и я провалилась в темноту.

Тысячи работников день и ночь трудились на берегу Джамны. Каменотесы и плотники, гончары и мастера мозаики, простые грузчики и смуглые чернорабочие из далеких южных лесов. Понемногу возникал на берегу Джамны величественный мавзолей, воплощенная память о любви и скорби падишаха. Тадж-Махал.

А Асаф-бек вернулся в родные горы. Он дышал вольным воздухом, спал под звездами, подложив под голову седло, но стоило ему закрыть глаза – как перед его взором представал огромный зал, наполненный ароматами благовоний, и серебряные ступени, ведущие к трону.

Этот трон не давал ему покоя.

Трон, сотворенный из самородного золота и украшенный бесценными самоцветами – смарагдами, зелеными, как полдневное море, яхонтами, красными, как кровь, ослепительно сияющими алмазами. Два золотых павлина с распущенными хвостами служили ему спинкой. Два павлина, усыпанные драгоценными камнями, сверкавшими так, что даже сейчас, при одном воспоминании о них, глазам Асаф-бека было больно, и дыхание его перехватывало от восторга.

Ночь за ночью Асаф-бек видел Павлиний трон – и не мог избавиться от этого наваждения.

И однажды он понял, что должен во что бы то ни стало завладеть этим троном.

День за днем он объезжал горные селения, говорил с воинами и вождями о сказочных богатствах Великих Моголов, о дворцах из золота и башнях из слоновой кости. День за днем убеждал горцев, что воины долин изнежены и слабы, избалованы спокойной и сытой жизнью, что они давно разучились держать в руках меч.

И наконец, горные племена спустились в долины, хлынули в них, как горная река, сметающая все на своем пути.

Селение за селением захватывали горцы, долину за долиной.

Кровь и слезы оставляли они на своем пути.

Путь их лежал к Дели и Агре, к золотым дворцам и храмам, полным сокровищ Великих Моголов.

Визири и советники говорили падишаху о надвигающейся с севера опасности – но он не хотел их слушать. Он предавался скорби и следил за тем, как его скорбь превращается в прекрасный мавзолей. Самый прекрасный из всего, что создавал человек.

Пришла в себя я от холода.

Открыв глаза, долго не могла понять, где я нахожусь. Надо мной был высокий и мрачный стрельчатый свод, как в средневековом готическом соборе, и несколько узких окон, в некоторых из них сохранились цветные витражные стекла.

– Пришла в себя? – прозвучал надо мной мягкий бархатный голос.

Обманчиво мягкий.

Скосив глаза, я увидела молодое, несколько старообразное лицо.

Федор, вспомнила я имя.

И тут же вспомнила все остальное – как мы с Сарычевым проникли во дворец, как нашли в мавританской комнате узор, совпадающий с рисунком на медальоне, как его схватили музейные охранники, а я сумела от них сбежать…

Только для того, чтобы сесть в машину к этому оборотню. К убийце. К Федору.

Кстати, тут я поняла еще одно – куда именно он меня привез. Не так уж далеко – в Шереметевском парке, недалеко от дворца, стояла полуразрушенная готическая часовня. Я несколько раз видела ее, приезжая на объект.

– Пришла в себя! – повторил Федор – и я увидела в его руках медальон Сарычева.

Он играл этим медальоном, поглаживал его пальцами, любовался тусклым сиянием старого золота…

– Вот я его и нашел! – проговорил он довольным голосом. – Выходит, зря я тогда пришел к Марецкой… медальон был не у нее…

– Это ты ее убил, – проговорила я пересохшими, растрескавшимися губами.