Борис Сударушкин - По заданию губчека [Повесть]

— Ты мной не командуй, большевичок! У меня свои командиры есть. Скажи спасибо, что до сих пор на свободе гуляешь.

Лагутин не выдержал, ткнул папиросу в пепельницу, вплотную подошел к Дулову:

— А ну, сволочь, сдай оружие!

Дулов выкатил глаза, судорожно схватился за эфес шашки:

— Да я тебя сейчас на куски…

Вытащить шашку из ножен он не успел — в комнату ворвались матросы, содрали с него ремни с шашкой, во внутреннем кармане нашли взведенный браунинг. В коридоре обезоружили солдат из охраны Дулова — эти даже не сопротивлялись.

Со скрученными за спиной руками Дулов матерился, стращал:

— Ну, матросня, доиграетесь. В полку узнают, что я арестован, — в порошок вас сотрут!

— Увести! — приказал Лагутин. — Посадить в подвал под дамок, пусть протрезвится.

Дулова увели. Секретарь укома неуверенно обратился к Лагутину:

— Может, зря погорячились? Теперь в полку шум начнется, как бы и впрямь по городу шрапнелью не шарахнули.

— Да, эсеров у нас много, — согласился председатель полкового комитета, другой солдат молча кивнул.

— Может, извиниться перед этой сволочью, а с утра похмелить?! — не на шутку разозлился Лагутин. — Что сделано, то сделано. Я сейчас же еду в полк.

— Один? — настороженно спросил Варкин.

— Почему же один, «паккард» у нас семиместный.

Секретарь укома поднялся на ноги:

— Я с тобой, товарищ Лагутин.

— Ну нет, мало ли как дело обернется…

Машина с Лагутиным и шестью матросами подкатила к Скомороховой горе, возле которой разместился полк тяжелой артиллерии. Солдаты собрались на митинг, по адресу матросов в коротких бушлатах и бескозырках посыпались шуточки:

— Эк вырядились! Вашими бескозырками только блох ловить!

— Матрос, утри нос, а то закапает!

Об аресте Дулова солдаты еще не знали, кто-то из толпы спросил:

— А где наш комиссар? Он к вам на переговоры уехал.

Матросы у пулемета, укрепленного на «паккарде», замерли в напряжении — как ответит командир?

— Я его арестовал, — коротко сказал Лагутин.

Толпа качнулась, угрожающе зашумела:

— Да мы тебя за комиссара к стенке!

— Хватай их, ребята, пока не удрали!

— Выпущай комиссара!

Солдаты в серых шинелях обступили черную машину, к Лагутину потянулись руки. Он вынул из кармана гранату, взялся за чеку:

— А ну, три шага назад!

Толпу от машины словно отбросило. Не давая солдатам опомниться, Лагутин укоризненно проговорил:

— Что же вы в комиссары такого слабака выбрали? На переговоры пришел — едва на ногах держался. Неужели покрепче мужика не нашлось?

— Это за ним водится, любитель…

— Все равно выпущай…

— Дулова выпустим, как только проспится, — твердо произнес Лагутин, засовывая гранату в карман.

— Прав таких не имеешь! — скрипучим, неприятным голосом кричал солдат с небритым лицом.

— Ошибаешься, служивый, права у меня такие есть — нас послал сюда революционный Питер! А вы здесь настоящую контрреволюцию развели. Слышал, хотели вас офицеры натравить на матросов, разоружить. Было такое? — спросил Лагутин толпу.

— Ну, было. Мы и сейчас могем, — донесся все тот же скрипучий голос. — Нечего вам, пришлым, в наши дела соваться.

— А ты откуда будешь, солдат? — Лагутин глазами разыскал в толпе говорившего.

— Курские мы.

— Вот видишь, какая несуразица получается — ты курский, а я из соседнего уезда. А дело у нас с тобой, солдат, общее — мы за Советскую власть вместе отвечаем. А вы что делаете? Пьянствуете, над мирным населением издеваетесь, ворованным обмундированием спекулируете. Разве для этого революцию делали? Подумайте о своих семьях — а если и над ними сейчас вот так же измываются солдаты, грабят, стращают оружием?

Толпа молчала — слова Лагутина задели солдат, возразить было нечего. И тут на крыльцо казармы неторопливо поднялся пожилой степенный мужик в наглухо застегнутой шинели, рассудительно начал так:

— Верно товарищ говорит — поизбаловались мы от безделья. И комиссар у нас пьяница и картежник, нечего из-за такого дерьма бучу подымать. Я так считаю: если Питер прислал матросов — значит, так надо. Но и вы нам, товарищи, помогите, — обернулся солдат к Лагутину. — Скажите властям, чтоб нас поскорей по домам распустили, а за верную службу Отечеству — обозных лошадей, сбрую, что на складах, поровну разделили, чтоб дома было чем хозяйство налаживать…

Так же неторопливо и степенно мужик спустился с крыльца. Из толпы — волной — одобрительные, возбужденные крики: