— Сегодня ночью?
— Сегодня.
— А почему они на твоей подводе дальше не поехали?
— Надо быть, в самую глухомань или в болотину забрались, куда не проехать.
Лобов вызвал Тихона на крыльцо, тяжело облокотился на перила.
— Давай решать, как дальше поступим. В трехлинейке без штыка — четыре килограмма. А тут еще патроны. Выходит, человек пятнадцать придет. Не удержать нам хутор.
— Как же быть?
— Есть один выход.
— Какой? — Тихон настороженно заглянул в лицо Лобова.
— Жохов и милиционер на подводе везут оружие в Заволжье, оттуда звонят в губчека. Хозяев хутора с собой прихватят — им здесь делать нечего, отхозяйничали свое. А мы постараемся задержать бандитов. Нельзя их упускать, такого случая может больше и не быть. Как, согласен?
— Другого не придумаешь, — ответил Тихон.
Лобов ничего больше не сказал, только крепко стиснул его руку и сразу же вернулся в избу.
Бандитов ждали со стороны леса. Посматривали в окна, прислушивались к редким ночным звукам. На столе — две винтовки с полными магазинами, патроны россыпью.
Иногда Лобов закуривал, загоралась спичка, и Тихон видел его худые скулы, заострившийся нос, блеснувшие под козырьком фуражки глаза. И опять темнота, только подрагивает пористо-красный огонек папиросы и пахнет табачным дымком.
Осторожные шаги по кошенине услышали глубокой ночью, когда решили, что бандиты уже не придут. Возле изгороди, окружавшей хутор, шаги смолкли, донеслись тихие голоса.
Потом через изгородь перелезли сразу несколько человек, растянутой цепью пошли к дому, поскрипывая сапогами, похрустывая стерней.
Один из бандитов остановился возле окна, постучал пальцем в стекло, приглушенно окликнул:
— Гурылев, выходи с ключами!
Ему не ответили. Тогда бандит постучал сильнее, властно повысил голос:
— Хрыков! Кончай дрыхнуть, выходи!
— Пора! — сказал Лобов вполголоса и первым выстрелил в черный силуэт в окне.
Раздался стон, крик, топот сапог по мерзлой земле. Тихон тоже вскинул винтовку, покрепче прижал ложе к плечу и, не видя в темноте мушки, дернул податливый курок.
Бандиты залегли в кустах, защелкали ответные выстрелы. Зазвенели разбитые оконные стекла, лязгнула под пулей печная задвижка, вдребезги разлетелся горшок на посуднице.
Чекисты выпускали магазин за магазином, в избе кисло запахло порохом. У самого окна оглушительно взорвалась граната. Чекистов отшвырнуло к противоположной стене, обдало пороховой гарью, рухнула на стол подвешенная под потолком лампа, вспыхнул огонь.
Пытались сбить пламя сапогами, но огонь уже лизал половики, лавки, дрова у печи. Дым ел глаза, мешал следить за бандитами, а сами они, освещенные пламенем, были для них как на ладони, выстрелы стали прицельней.
Перебежали в сени, оттуда во двор. Через несколько минут пламя охватило всю избу, вспыхнула солома на крыше сарая. И Лобов сказал, сняв фуражку и взлохматив мокрые волосы:
— Здорово припекает. Крыша упадет — и конец.
— Может, попробуем вырваться? — дрогнул голос у Тихона.
— К дороге надо бежать, там канава. Если добежим, по ней попытаемся уйти.
Открыв ворота, выскочили из горящего сарая, успели в дыму и грохоте добежать до дороги, броситься в канаву. Над головами защелкали запоздалые выстрелы, скосили высохший куст чертополоха.
— Цел? — отдышавшись, прохрипел Лобов, не поднимая головы.
— Кажется, не задели, — облегченно выговорил Тихон, жадными глотками хватая холодный воздух.
— Рано радоваться — теперь они знают, что нас только двое, не отступятся…
Заметили: бандиты перебежками заходят слева и справа, пытаясь окружить их, отрезать от леса.
Неизвестно, далеко ли бы им удалось уйти, если бы на дороге не показался в этот предутренний час скачущий во весь опор конный отряд чекистов…
Хутор сгорел дотла, вместе с ним сгорело все награбленное Гурылевым барахло. Посреди черного пожарища торчала только закопченная печь, из потрескавшейся трубы уходил в синее утреннее небо последний дым.
Банда в погоне была уничтожена почти полностью, но Бусыгину удалось уйти. Со штабс-капитаном был какой-то парень из жулья. Вероятно, их и видели потом в лодке, переправлявшейся через Волгу за железнодорожным мостом.
Тихон напомнил слова беспризорника Пашки о «хазе» Бени-шулера на Пошехонской улице. Лагутин решил устроить там засаду.
На четвертый день в засаде сидели Лобов, Тихон и Зубков.
Место для наблюдения выбрали не совсем удачное — в подвале напротив «хазы». Здесь было холодно, сыро, но пуще всего донимал сквозняк.
Читать дальше