Дарья Кожевникова - Поцелуй отложенной смерти [litres]

– Ну что ты вопишь, детеныш? – обратилась она к Даньке, стараясь подавить в себе раздражение испорченным днем.

– Давай сумку, – Ярослав избавил Лизу от той части ее груза, которая как раз вела себя очень пристойно. Потом воззрился на Даньку. – А с ним что нам делать?

– Терпеть это маленькое исчадие ада, пока его мама за ним не придет, – недовольно проворчала Лиза. – Попутно предлагать ему все, что на глаза попадется, – авось, чем-то заинтересуется и ненадолго заткнется.

Из сумки, среди бутылочек и памперсов, торчала игрушка. Ярослав вытащил ее, потряс перед Данькой. Но тот продолжал орать, жмурясь от усердия, так что вообще ничего не видел перед собой. То ли не выспался, то ли ему мамина нервозность передалась…

– Великие боги, да что тут у вас творится? – послышался мученический голос из большой комнаты.

– Да вот, форточку на ночь не закрыли, аист в нее залетел! – прорычала Лиза, глядя на заспанную смоляковскую физиономию. – Простите, что разбудили вашу светлость!

– Да, перебрал я вчера, – Смоляков со вздохом разворошил свои короткие волосы, подергал себя за золотое колечко в ухе. – Но бывало и хуже… А с корешем что? – переключил он свое внимание на Даньку. – Что он у вас так орет-то?

– Это ты у него спроси, – прошипела Лиза, пытаясь укачать судорожно сопротивляющееся тельце.

– Вот блин! – Смоляков усмехнулся, вызвав у Лизы огромное желание отвесить ему затрещину сразу за все «прелести» этого утра, а заодно и за вчерашнее тоже. – Что тут спрашивать-то? А ну дайте сюда человека!

– Человека… – ворчливо повторила Лиза, тем не менее охотно и быстро – а вдруг передумает? – передавая Смолякову младенца. – Порядочные люди себя так не ведут.

– Сейчас мы ему об этом расскажем, – Смоляков направился с орущим ребенком в ванную.

Лиза торопливо шагнула туда за ним, не зная, что он собирается сделать. С опаской понаблюдала за тем, как Борька свободной рукой открывает кран и регулирует воду.

– Не дрейфь, Лизок! – он подмигнул ей в своей обычной манере.

А потом, набрав воды в руку, быстро умыл орущего младенца. Раз, другой. Данька тут же заглох от возмущения и неожиданности.

Вздохнул поглубже, явно собираясь задать концерт пуще прежнего. Но тут Смоляков, пользуясь тем, что вредный детеныш ненадолго открыл свои зажмуренные ревом глаза, развернул его к себе лицом и с идиотским смехом продемонстрировал ему свою белоснежную улыбку во все тридцать два зуба.

Пауза с Данькиной стороны затянулась, перерождаясь в долгожданную тишину.

Боясь в это поверить, Лиза наблюдала, как Смоляков вертит ребенка, сопровождая эти действия нарочито-радостными детскими прибаутками. И как Данька, вначале взиравший на все это очень сурово, постепенно сменяет гнев на милость. Потом эта парочка вприскочку направилась в сторону кухни, откуда прозвучал вопрос:

– А вы парня кормили? Что-то он слишком жадно по сторонам озирается.

– Понятия не имею. Нам его только что принесли, моя соседка по подъезду. А вот что она с ним, уработавшаяся, успела или не успела сделать, о том история умалчивает, – Лиза принялась вытаскивать на свет из сумки детскую провизию.

– Во как оживился! – обрадовался за Даньку Смоляков. – Ну накормить-то его сумеете? А я пока в ванную, потом вас сменю.

– Давай-давай, – ворчливо напутствовала его Лиза. – А то, может, ребенок вовсе и не есть захотел, а просто решил закусить после твоего перегара.

Тем не менее, Смолякова было за что благодарить. Ведь накормить младенца оказалось гораздо легче, чем успокоить. Он так охотно пил чай и ел свою кашу, что Лиза только успевала ложку ему ко рту подносить. Но при этом все же исхитрялась украдкой бросать быстрые взгляды на Ярослава, гадая, отчего он, с нарочитым старанием взявшийся готовить завтрак уже для взрослых, тщательно отводит от нее глаза. Если это ей, конечно, не кажется…

Но нет, не казалось. Случайно поймав на себе один из Лизиных взглядов, он тут же отвернулся, принявшись переворачивать на сковородке кусочки бекона, только что один раз уже перевернутые. Лиза только вздохнула, переключая внимание снова на Даньку.

После сделанных вчера Ярославом признаний, таких шокирующе-непростых, любой на его месте испытывал бы смущение перед объектом своей откровенности. Но Лизе очень хотелось бы знать: только ли разговор был тому причиной? Или все, что за этим последовало, тоже входит в число причин, сегодня выбивающих Ярослава из равновесия?