— Я слышал, что он слегка повздорил с моим начальством? — задал Купер следующий вопрос, аккуратно стараясь выяснить интересующие его вещи.
— И до сих пор считает, что поступил правильно, — сказала старушка и, вздохнув, поставила недопитую чашку на столик. — Он всегда был «мальчиком наоборот». Упрямцем. Сколько я его знаю, он ничуть не изменился. В юности я любила его за это. Тогда я думала, что это в нем говорит мужская гордость. А теперь… теперь он упрям как осел, как я уже сказала. Старый упрямый негодник Гарри Дикинсон. И все об этом знают.
По тому, как Гвен сказала это, Купер решил, что упрямство и сейчас оставалось основной чертой, которую она любила в своем муже. Сейчас, когда физическая привлекательность осталась далеко позади, а романтические чувства давно превратились в простую привычку, в ее Гарри все еще было нечто такое, что заставляло ее голос смягчаться, а выцветшие глаза — смотреть куда-то далеко-далеко, сквозь стены дома в счастливое прошлое. Может быть, после свадьбы их совместная жизнь и не была счастливой, но место счастья заняло что-то другое — некая стабильность и необходимое равновесие. Эта старая пара напоминала две древние скалы, прислонившиеся друг к другу на Вороньем склоне. Они уже стали неровными и шероховатыми, их твердые поверхности уже все изрезаны временем, но они упрямо повторяют контуры друг друга. И если одна из этих скал упадет, у второй не останется будущего.
— Конечно, сейчас он больше думает о своих дружках, чем обо мне, — пожаловалась Гвен. — Об этих Сэме Били и Уилфорде Каттсе.
— Я уверен, что вы ошибаетесь, — возразил Купер.
— Хелен мне тоже так говорит. Но я в это совсем не верю.
— Он ведь давно их знает, правда?
— Всю свою жизнь. С детства. Он и меня-то тогда еще не знал. Когда выходишь замуж, то надеешься, что станешь самой важной в жизни твоего мужа. Но Гарри никогда не позволял мне вставать между ним и его дружками.
На какое-то мгновение голос миссис Дикинсон опять стал жестким, и она твердо взглянула на Бена, как будто это он вернул ее к действительности.
— Они, знаешь, вместе работали в шахте, — продолжила Гвен свой рассказ. — И в армию их призвали тоже вместе. Они тогда были совсем молодыми. Служили в одном и том же полку и вернулись домой, сблизившись больше чем когда-либо. Потом вернулись на шахту — но война убила добычу свинца в этой стране так же легко, как убила тысячи молодых людей. Так что теперь они добывали не свинец, а кое-что другое.
— Плавиковый шпат и известняк, — кивнул полицейский.
Свинец здесь добывали начиная со времен Древнего Рима. Купер знал, что его все еще добывают в одной из местных шахт, но теперь уже как сопутствующий продукт. Основными же продуктами добычи были минералы, необходимые современной промышленности. Известняк, который добывался во всех окрестных шахтах и каменоломнях, можно было найти буквально во всем — от аспирина до клея для плитки, от моющих средств до бетона. А еще были другие горные породы — тяжелый шпат, цинковая обманка и карбонат кальция, не говоря уже об уникальном поделочном плавиковом шпате, который все называли «Синим Джоном». Казалось, что минералам, скрытым под поверхностью Скалистого Края, не будет конца. А вот свинец был больше никому не нужен.
— Но они, должно быть, давно на пенсии? — уточнил Бен.
— Это да. Но тем не менее все свое время они проводят вместе. Жена Сэма Били умерла пару лет назад, а Уилфорд Каттс живет без своей Дорис уже много лет.
— Миссис Каттс тоже умерла?
— От воспаления легких, бедняжка. А после того, как и миссис Били отошла, они как с цепи сорвались, все трое. Весь день проводят на участке Каттса, а все вечера — в «У пастуха». Так что понятно, что мне там места нет.
— Мужчины любят общаться с себе подобными, обсуждать вопросы, которые женщин совсем не интересуют.
Гвен бросила на Бена острый взгляд, и ему показалось, что она видит его насквозь.
— Да неужели? И ты, парень, тоже этим все время занимаешься?
— Э-э-э-э…
— Не напрягайся, я и так вижу, что ты за человек.
— Миссис Дикинсон, я действительно думаю, что ваш муж знает что-то, о чем не говорит нам.
Старушка неожиданно рассмеялась. Ее руки подергивались на кардигане, и голубые вены на них поблескивали, как черви, выбравшиеся на свет божий.
— Как будто это случается первый раз в его жизни! — произнесла она. — Я же уже сказала, он самый упрямый молчун на свете. И никто этого не знает лучше, чем я.
Читать дальше