Борис Старлинг: Видимость

Должно быть, согласился Папуорт, но тогда они не знали об этом. Итак, они это сделали.

Герберт понял, что Папворт и Менгеле не знали, что Стенснесс все еще жив, хотя и без сознания. Первая интуиция Герберта, когда Ханна нашла пальто, была на высоте: Макс, должно быть, пришел в себя и вырвался на свободу, но, смертельно ослабев, снова рухнул, и на этот раз он утонул.

Но де Вер Грин уже был у статуи; так что он, должно быть, выждал некоторое время в тумане, прежде чем понял, что означают брызги, и к тому времени было уже слишком поздно.

«Если бы он был быстрее, - подумал Герберт, - де Вер Грин смог бы спасти свою возлюбленную, а значит, и себя самого, и ничего из этого никогда бы не случилось».

Два убийства; и не могло быть, должно было быть.

Слишком поздно по всем пунктам.

Папворт продолжил. Обвинение Де Вер Грина в церкви в воскресенье утром потрясло его, потому что, конечно, это было правдой. Папворт отверг обвинение, приняв то, что даже Герберт должен был признать, было сообразительным, но он также знал, что это преимущество было в лучшем случае временным; и тем более в воскресенье днем, когда он увидел расшифровку операции «Скрепка».

Итак, Папворт пошел к де Веру Грину, приставил нож к горлу - он знал де Вер Грина достаточно давно, чтобы знать, что не может выносить вида крови, как сам Герберт видел, когда ушел из Пятерки - вынужден он написал предсмертную записку, затем обработал его хлороформом, открыл газовый кран и ушел, зная, что де Вер Грин будет мертв задолго до того, как действие анестетика пройдет.

Конечно, Папворт знал, что на вскрытии будет обнаружен хлороформ, но к тому времени, когда кто-нибудь соберет все части и сложит их вместе, он будет на полпути к Москве, потому что туман должен был очистились к тому времени.

Когда Герберт заметил кольцевой знак Менгеле, Папворт оставил его, чтобы продолжить допрос Менгеле в Уиллер, а сам вернулся в посольство, снял свое кольцо и положил его рядом с ванной.

Герберт вспомнил, что он не смотрел на руки Папворта, когда возвращал Менгеле; почему он должен? Он был наблюдательным, но недостаточно наблюдательным.

Затем, добавил Папворт, Менгеле последовал за Гербертом обратно через туман в квартиру Ханны, дождался, пока Герберт и Ханна заснули, напал на них, а когда он не смог найти формулу, зажег квартиру, надеясь замести следы и убить их. Папворт узнал об этом только после этого. Если бы он знал, то, конечно, попытался бы отговорить Менгеле.

Или сопровождал его, чтобы максимально увеличить свои шансы, подумал Герберт.

Следовательно, в этом конкретном случае Папворт был невиновен. Но по сравнению со всем остальным, что он сделал, это мало что значило.

Знал ли Менгеле, кто такая Ханна, до того, как она его опознала? Они никогда не узнают.

Да, сказал Папворт, конечно, их планирование было несовершенным; они были вынуждены работать над некоторыми вещами более или менее на ходу.

Но что еще они могли сделать? Стенснесс сделал предложение, и они не могли рискнуть, что де Вер Грин заполучит его.

Все было бы хорошо, если бы никто из них не обладал им, но как он мог быть уверен, что это так?

«Это то, что раса сделала с людьми», - подумал Герберт. Это заставляло умных людей спешить, как из-за страха, что другой был на пороге прорыва, так и из-за вечного стремления к славе.

Слава питалась самим собой; чем больше было, тем больше хотелось, а слишком многого никогда не хватало.

Когда ученым будущего удастся прочитать ДНК человечества, подумал Герберт, они найдут все, о чем Менгеле упомянул накануне вечером за обедом, но они также откроют множество менее привлекательных качеств человека: глупость, высокомерие, амбиции и жадность.

Туман поднял достаточно всего этого, хотя он работал как за, так и против Папворта и Казанцева. Против них в том смысле, что он удерживал их в Лондоне, когда они хотели сбежать. Для них это дало им возможность попытаться получить материал, обещанный Стенснессом, о существовании которого они даже не подозревали почти до самого конца конференции.

Микроточки всегда были бонусом, неожиданным, но желанным. В конце концов, именно решимость Папворта схватить их и поймала его, потому что без этого он ушел бы сегодня утром, когда туман сначала частично рассеялся, и Герберт никогда бы его не нашел.

Если бы он согласился только на дезертирство и ученых, он бы ушел полностью; и этого было бы достаточно, потому что, несомненно, Полинг в конце концов открыл бы секрет. Научный прогресс может быть нелинейным, но он неумолим.