Владислав Романов: Настоящие мужики детей не бросают

Он снова зашел в ванную, дотянулся до верхнего шкафчика. Бритва лежала на месте. Ею когда-то брился отец. Его убили. Он вступился за женщину, а какой-то пьяный пырнул ножом. И все ушли, убежали. И даже та женщина, которую он пытался защитить. Бросили его умирать. Он пролежал минут сорок, истекая кровью, пока кто-то не вызвал «скорую». Потом врачи говорили: если б она приехала сразу, отца бы удалось спасти, а так вытекло слишком много крови. Отец всегда по утрам брился, мурлыкая под нос: «А мы едем, а мы едем за туманом», и Серый часто смотрел, как ловко он это делает.

— А ведь можно и шею порезать, — сказал однажды Серый.

— Можно, и очень легко, — ответил отец.

Взяв опасную бритву, Серый позвонил Горсткову по телефону, робким голосом сообщил, что готов отдать ему японский плеер со всеми кассетами и дисками, лишь бы только тот его больше не бил, а бегать он и так не будет.

— Ладно, подходи к моему дому, я посмотрю, что за плеер, — пробурчал силач. — Если дерьмо, то буду метелить еще сильнее!

Они встретились. Серый держался спокойно. Это напоминало игру: кто быстрее обо всем догадается. Силач оглядел плеер, послушал звук. Игрушка его устраивала.

— А где диски и остальные кассеты? Не одна же у тебя была?!

— Пойдем, отдам остальные. Я подумал, вдруг тебе плеер не понравится.

— Ну пошли!

Он повел Горсткова через пустырь, где в одной из канав жители соседних домов устроили импровизированную свалку. Дойдя до нее, Серый неожиданно сказал:

— Какой-то дурак старинные монеты в канаву выбросил!

— Где?! — загорелся силач.

— Да тут!

Серый первым спрыгнул в канаву, незаметно бросил на землю старый юбилейный рубль, их еще отец собирал.

— Вон, смотри!

Рубль заблестел, и Горстков спрыгнул следом, поднял монету, стал рассматривать, и Серый не промедлил: достал бритву и размашисто полоснул обидчика по горлу, мгновенно его прорезав. Одноклассник замер, зашлепал, как лягушка, губами, пытаясь что-то сказать, что вызвало смех у Серого, а еще через секунду силач замертво рухнул на землю.

Серый огляделся, но стенки канавы надежно скрывали их от любопытных глаз. Он забрал плеер и монетку, вытер о землю бритву, разрыхлил свои следы, выбрался из ямы. На душе вдруг стало легко и спокойно. Отмщение совершилось, он навсегда заткнул рот своему обидчику. Вернувшись домой, тщательно в порошке промыл бритву, после чего лупой проверил, не осталось ли следов крови, и только тогда положил ее на место. Потом открыл банку со шпротами, с аппетитом поел и лег спать, проспав до вечера.

Труп обнаружили на следующий день. Эта новость мгновенно распространилась по школе. Серый подошел к шавкам, Степе и Паше, и тихо сказал:

— Вякните хоть слово, я и вам горло перережу! Хотите?

Те вылупили глаза и преданно замотали головами, подтверждая, что будут немы. Потом началось следствие, допрашивали всех подряд, следователь подробно разбирал выходку Евдокимова, многие слышали, как Горстков собирался начистить рожу Серому, но последний лишь пожимал плечами: до драки дело не дошло, а тогда с какой стати он будет ему горло резать. Серый ходил по школе королем. Ему нравилось созерцать страх на лицах двух шавок, которых теперь он подчинил себе. На физкультуре сразу же вставал впереди всех. Если кто-то покушался на его место, то получал подзатыльник, но давать сдачи почему-то никто не решался. Один из шавок потом объяснил ему:

— У тебя такой взгляд стал, что мурашки бегут по коже!

Серый и сам заметил эту перемену в себе. Он даже стал носить с собой бритву, его словно тянуло еще раз повторить это дерзкий взмах. И вскоре повод нашелся. Хомка, учившийся на два класса старше, неожиданно наскочил на него в клубе и нагло потребовал десять рублей. Пришлось отдать, ибо Хомка пугал ножичком.

Серый заставил шавок узнать, где живет обидчик. На следующий день он подкараулил его в подъезде. Прождал два часа и дождался. Вышел из-под лестницы, окликнул шпаненка.

— Еще десятки не надо? — спросил Серый.

— Чего?! — скорчил недовольную гримасу Хомка.

Серый мгновенно вытащил бритву и приставил к горлу обидчика.

— Не боишься?

— Да я тебя завтра урою, гнида! — зашипел гаденыш, и это были его последние слова.

Потом то же смешное, лягушачье шлепанье побелевших губ, жабьи вытаращенные глаза и глухое падение.

Шавки, Степа и Паша, первыми на следующий день принесли Серому эту весть, со страхом глядя на него, точно ожидая от него подтверждения. И Серый, рассмеявшись, внушительно им сказал: