Кэролайн Грэм - Смерть лицедея

— Здорово, — сказал он. — Начальник еще не пришел?

Дэвид Смай обернулся, и его красивое глуповатое лицо медленно расплылось в улыбке:

— Нет, только я. И ты, конечно. И мебель.

Кисточка описала широкую дугу, и Николас, не желая, чтобы и его позолотили, отскочил в сторону.

— В-верно, — кивнул Николас. — Все понятно.

Он сделал движение, которое часто можно увидеть в посредственных исторических фильмах и никогда — в реальной жизни: постучал пальцем по носу и подмигнул.

— Только вы, я и мебель, Дэйв, — повторил он и направился обратно в гримерную.

Примерно пятнадцать минут Николас садился за рояль и вставал из-за него, расхаживал по сцене из угла в угол, привыкая носить шпагу, а потом поднялся в буфет, посмотреть, кто еще пришел. Тим и Эйвери сидели за столиком, склонившись друг к другу.

Когда Николас вошел, они замолчали, а Тим улыбнулся.

— Не беспокойся, — сказал он. — Мы говорили не о тебе.

— Я такого и не думал.

— Правда? — спросил Эйвери, который всегда считал, будто за спиной у него все только и говорили, что о нем, и отнюдь не лицеприятные вещи. — А я бы подумал.

— Только не надо вспоминать о своих детских комплексах, Эйвери, — сказал Тим. — По крайней мере, на пустой желудок.

— А чья здесь вина? Если бы ты не задержался на почте…

— Нико… — Тим указал на изящную бутылку, стоявшую на столике. — Стаканчик «Де Бортоли»?

— Спасибо, попозже.

— Попозже может и не быть, сынок.

— Ну и о чем вы шептались?

— Мы ссорились, — ответил Эйвери.

— Шепотом?

— Громко ссориться неприлично.

— Что касается нашего спора, — сказал Тим, — к сожалению, я не могу рассказать тебе о его предмете.

— Мы сжигаем свои корабли.

— Эйвери!

— Но кому мы можем об этом рассказать, если не Нико?

— Никому.

— В конце концов, он наш ближайший друг.

Николас тактично утаил удивление, которое вызвало у него это открытие, и молчание затянулось. Эйвери в волнении покусывал нижнюю губу, бросал на Тима умоляющие взгляды и страдальчески сжимал и разжимал кулаки. Он напоминал ребенка на рождественском утреннике, которому не разрешают открыть свой подарок. Тряслись даже его редкие курчавые волосы.

Николас наклонился к уху Эйвери:

— У меня тоже есть тайна. Предлагаю обмен.

— Ого… Давай, Тим, а?

— Угомонись. Тебе как будто два года. — Тим спокойно взглянул на Николаса. — Что за тайна?

— Удивительная тайна.

— Гм. И больше никто не знает?

— Еще только два человека.

— Тогда это уже не тайна.

— Тайна связана с двумя этими людьми.

— Вот как!

— Ну, Тим, решайся, — подзуживал Николас. — Честный обмен — не грабеж.

— Где ты нахватался таких сентенций?

— Пожалуйста…

Тим заколебался.

— Обещай, что до премьеры ни словом не обмолвишься.

— Обещаю.

— Ты как-то слишком быстро согласился, — подхватил Эйвери. — Но если ты не сдержишь слово, то никуда не поступишь.

— О господи.

— Он побледнел.

— Что ты несешь? С каких пор у тебя завелся магический кристалл?

— А почему до премьеры? — спросил Николас, восстановив самообладание.

— Потому что после нее об этом будут знать все. Ты обещаешь?

— Не сойти мне с этого места.

— Но сначала твоя очередь.

Николас рассказал им свою тайну, поглядывая то на одного, то на другого. Эйвери разинул рот от удивления и удовольствия. Тим побагровел, потом побелел, потом побагровел снова и сказал:

— В моей ложе.

Николас утвердительно кивнул.

— Вытворяли все эти пакости.

— Как всегда, mot juste [35] Точно сказано ( франц. ). , — хихикнул Эйвери и удовлетворенно качнулся на стуле. Николас подумал, что он похож на Даруму, японскую куклу-неваляшку, которую как ни наклоняй, она всегда возвращается в первоначальное положение. — Но… если ты не видел мужчину, откуда ты знаешь, что это был Дэвид?

— В театре больше никого не было. Только я, Китти, которая минут десять спустя оказалась в гримерной, и Дэвид на складе декораций. Я знаю, что они с отцом частенько рано приходят. Но ведь не настолько рано.

— Я думал, ты всегда запираешь свою ложу, — сказал Эйвери.

— Я и запираю. Но в кабинке у помощника режиссера есть запасной ключ, — ответил Тим, а потом добавил: — Теперь я буду брать его домой. Надо сказать, — продолжил он, — он немного… простоват… Дэвид. В смысле, для Китти.

— Констанции подошел бы любовник из простонародья, — хихикнул Эйвери. — У тебя, Нико, наверное, дух захватило. Если ты любитель подобных вещей.