Кэролайн Грэм - Смерть лицедея

Человеку нужны только удача, талант и правильная жена. Гарольд считал, что удача зависит от самого человека, а талантом он не обделен. Видит бог, талант из него прямо-таки выпирает. Но что касается правильной жены… да, вот в чем трудность [24] Цитата из монолога Гамлета (Шекспир У. Гамлет. Акт III, сцена 1. Перевод М. Л. Лозинского). . Дорис была обыкновенной мещанкой. Филистершей. Когда они только поженились (она еще была худенькой и застенчивой миловидной девушкой), ее всецело занимали дети, и у нее не было свободного времени, чтобы интересоваться происходящим в театре Лэтимера. Позже, когда дети выросли и покинули родительский дом, попытки Дорис высказать свое мнение о постановках были настолько беспомощны, что Гарольд запретил ей вообще ходить в театр, за исключением премьерных спектаклей.

Он какое-то время подумывал отделаться от жены, когда в театре объявилась Роза, которая показалась ему более подходящей парой для режиссера-постановщика. (Иногда он размышлял, благодарна ли ему Дорис за высокий статус, который она имеет, будучи женой единственного в городе театрального деятеля, и знает ли она вообще об этом статусе.) Однако, рассмотрев эту мимолетную фантазию при холодном свете рассудка, Гарольд признал ее совершенно несостоятельной. Роза свыклась — нет, сжилась — со своей ролью первой актрисы и, уж конечно, не будет добровольно подавлять собственную личность, чтобы оттенить его величие. Тогда как Дорис, хотя и увлекалась всякими странными вещами — мариновала яйца, засушивала цветы и вязала мягкие игрушки, которые набивала разноцветным поролоном, — но при этом обладала такой выдающейся добродетелью, как непроходимая тупость. Гарольду было приятно осознавать, что, когда он входит в комнату, его жена практически сливается с мебелью, словно melanchra persicariae [25] Гусеница совки ( лат. ). . И, что особенно важно, она не была требовательной. Он выделял детям и жене довольно скромные средства, гораздо более скромные, чем мог себе позволить. Более половины выручки, которую приносил его бизнес (как и предполагала Джойс), уходило на постановки, и, если их можно было сурово раскритиковать во всех остальных отношениях, с точки зрения костюмов они были безупречны.

На лобовое стекло упал янтарный прямоугольник света.

— Гарольд?

Гарольд вздохнул, напоследок протер спидометр носовым платком и ответил:

— Разреши мне самому.

Он выкарабкался из машины. Для него это был своего рода барьер. Момент, когда он покидает полный жизни, звуков и суеты разноцветный мир театральных подмостков и вступает в туманный, серый, расплывчатый и совершенно нереальный мир повседневности.

— Ужин стынет.

— Обед, Дорис. — Снедаемый раздражением, он протолкнулся мимо нее в кухню. — Сколько раз я тебе говорил?

— Как он, миссис Хиггинс? — Дирдре неслышно вошла в кухню через заднюю дверь, и дремавшая у камина пожилая женщина вздрогнула. — Извините. Я не хотела вас напугать.

— Хорошо, — ответила миссис Хиггинс. — В общем и целом.

Дирдре подумала, что это уточнение неуместно. Они обе знали, что с мистером Тиббсом отнюдь не все хорошо, и понимали почему. Дирдре взглянула на каминную доску. Конверт исчез, и Дирдре краем глаза увидела, как он высунулся из кармана перепачканного передника миссис Хиггинс, когда та тяжело поднялась на ноги.

— Ох-хо-хо!

— Он еще спит?

— Нет. Болтает сам с собой. Я разогрела ему тарелочку супцу.

Дирдре заметила в раковине консервную банку и со словами: «Вы очень добры» помогла миссис Хиггинс надеть пальто. Ее благодарность и признательность были совершенно искренними. Если бы не миссис Хиггинс, Дирдре совсем не было бы жизни. Все ограничивалось бы домом и химической станцией. Ибо кто еще стал бы за два фунта обихаживать выжившего из ума старика? Впрочем, о деньгах разговора не заходило. Когда Дирдре предложила их в первый раз, миссис Хиггинс сказала: «Не беспокойтесь, милочка, я просто буду сидеть себе в соседней комнате и смотреть телевизор». Но монеты, которые Дирдре оставила под чайником, исчезли, поэтому с тех пор она всегда оставляла их в конверте из оберточной бумаги.

Когда миссис Хиггинс ушла, Дирдре заперла дверь на засов, поставила на медленный огонь молоко и поднялась по лестнице. Ее отец, неестественно выпрямившись, сидел в пижаме под блеклой репродукцией «Светоча мира» [26] Картина художника-прерафаэлита Уильяма Холмена Ханта (1827–1910), изображающая Христа. . Его тронутые сединой рыжие усы были влажными от слез, а глаза сияли.