Кэролайн Грэм - Написано кровью

В этот самый момент распахнулась дверь и вошла мисс Пэнтер, секретарша директора, в сопровождении двух мужчин. Один, высокий, грузный, был в твидовом пальто. Второй, тощий как жердь, — в черной коже. Только Брайан сразу не узнал незваных гостей.

— Мистер Клэптон?

— Да.

Мужчина постарше подошел и показал Брайану удостоверение с фотографией:

— Старший инспектор Барнаби, уголовный розыск. Можно вас на пару слов?

— Конечно. — Брайан неуклюже поднялся с пола. — А в чем дело?

— Хотелось бы поговорить без посторонних глаз.

Тощий открыл дверь, и Брайан вышел за ними, не догадываясь, что его акции, так сильно упавшие, взлетели с безнадежного дна до самых небес.

Они шли к кабинету директора, Брайан — посередине, как арестант, которого конвоируют в тюрьму.

Трой вступил в свою альма-матер с важным видом, не испытывая ни ностальгии, ни гордости. Школу он ненавидел, но поскольку рано понял, кем хочет стать, когда вырастет, одинаково старательно учил как скучные дисциплины, так и те немногие (общественные науки, компьютерная грамотность), что вызывали у него интерес.

Он никогда не водился со злостными прогульщиками и хулиганами. А бешеный азарт в играх, как отвращавший его от спорта, так и привлекавший к нему, заодно охранял Гевина от язвительных насмешек, которые иначе навлекла бы на зубрилку склонность к серьезным и регулярным занятиям.

Теперь, шагая по хорошо знакомому коричневому ковролину в пятнах, Трой бормотал себе под нос:

— Боже, как я все тут ненавижу…

Барнаби завершил свое образование в начале пятидесятых, еще до того, как классические школы объединили с общеобразовательными, но его дочь училась уже в единой средней школе и выиграла стипендию в Кембридже. В то время чета Барнаби состояла в родительском комитете, и на обоих супругов произвела сильное впечатление самоотверженная стойкость учителей — часто, как им казалось, перед лицом превосходящих сил противника.

— Калли ведь здесь училась, да, шеф?

— Да, — отрезал Барнаби. Его не могла не раздражать плотоядная мечтательность, с которой мужчины произносили имя его дочери.

Мисс Пэнтер ввела всех троих в кабинет директора, мистера Харгрива, который освободил его для их беседы. Брайан сел за письменный стол, хотя двухместный диванчик и большое кресло были свободны. Барнаби, помня о своей недавней схватке с креслом, присел на краешек дивана. Мисс Пэнтер вернулась с чаем и сухим печеньем «Гарибальди», начиненным изюмом. Трой разлил чай и поставил чашку перед Брайаном.

— Прошу вас, мистер Клэптон.

— В чем, собственно, дело?

Барнаби подумал, что, возможно, этот человек недоумевает вполне искренне. Сообщения об убийстве не было в часовых новостях, с телефонной станции сообщили, что Брайану сегодня утром никто не звонил. Трой воспользовался временным затишьем, чтобы вознаградить себя печеньками, — ухватил от души, но и с оглядкой, пусть не думают, будто он отправляет в рот одну за другой, молотит без перерыва. Он был голоден. И в глотке у него пересохло (чай положения не спасал), не говоря уж о том, что сержант мечтал покурить. Он поймал взгляд шефа и поспешно вернул очередное печенье на тарелку.

— Восхитительный вкус, — сказал он, открывая блокнот, — в детстве мы называли его «печенье с давлеными мухами».

— Боюсь, у меня плохие новости, — объявил Барнаби, когда Брайан допил чай.

— Мэнди?! — Чашка стукнулась о блюдце, остатки чая расплескались.

— Нет-нет, — поспешил успокоить Барнаби, — ваша дочь тут ни при чем.

Трой наблюдал, как краски постепенно возвращаются на мертвенно бледную физиономию Брайана. «Вот и я такой же стану, — подумал он, — когда Талиса Лин пойдет в школу. Не будет ни минуты покоя». Это внезапное озарение подействовало на него чисто физически: будто чья-то ледяная рука сжала его внутренности. Пока сержант старался мысленно ослабить ее хватку, Барнаби объяснял Брайану цель их прихода.

— Джеральд? — Первоначальное удивление очень быстро сменилось взволнованной, почти радостной заинтересованностью. «Ликующей» — пожалуй, вот подходящее слово. — Подумать только… Я видел его буквально вчера, — изрек Брайан уверенным, самодовольным тоном.

— Мы знаем, что видели, мистер Клэптон. — У Барнаби не было времени наблюдать демонстрацию притворного горя и еще меньше — неприкрытое ликование перед лицом насильственной смерти. — Вы не могли бы рассказать, при каких…

— Это был в высшей степени странный вечер.