Кэролайн Грэм - Написано кровью

Дело не в том, полагал Барнаби, что Николас не доверяет жене. Это в себе зять не уверен. Все еще не верит до конца, что ему досталось такое сокровище. Даже в день свадьбы сквозь легкую дымку блаженства Барнаби разглядел недоверие.

Прошло почти две недели с тех пор, как они уехали, оставив в качестве памятного подарка очаровательного котенка, породы русская голубая, по кличке Килмовски. Он был приобретен до того, как им предложили турне. По крайней мере, Джойс считала его очаровательным. Барнаби же зверь доставлял множество неудобств. Теперь Том не мог сесть, не убедившись прежде, что на стуле или диване никто не лежит, и не приоткрыв заранее дверь. Лучше сразу, чем когда раздастся вопль жены. Вчера «Индепендент» была располосована на коврике у двери и не годилась для чтения еще до того, как ее опи́сали.

И как будто мало ему было отсутствия дочери и присутствия котенка, Барнаби ждало еще одно лишение — диета. Будучи крупным мужчиной, пару лет назад он взялся готовить, главным образом из чувства самосохранения. Стряпня Джойс была так феерически плоха, что друзья, приглашенные на обед, часто приносили его с собой.

Он сразу прикипел душой к искусству кулинарии, которое подходило ему как апельсиновый соус — утке, и после долгих лет поглощения чего-то неописуемо неопределенного и запиваемого таблетками от изжоги открыл в себе истинно королевский аппетит. Другое дело, что королем этим оказался Генрих Восьмой [12] Этот британский монарх в свои поздние годы страдал ожирением в такой степени, что даже передвигался при помощи специальных механизмов. . Не повезло…

Даже когда в тебе шесть футов роста, нездорово таскать на себе почти шестнадцать стоунов [13] Примерно 90 кг при росте немногим более 1 м 80 см. . На последнем медосмотре Барнаби предупредили, что надо сбросить минимум тридцать фунтов [14] Около 15 кг. . И он честно старался. Очень старался. Сейчас, например, он растягивал кусочек тоста, проглотив вареное яйцо в два приема.

Джойс, давя на поршень френч-пресса, одним глазом высматривала почтальона. Она надеялась на открытку из Польши, где «Много шума» будет идти следующие две недели. И надеялась, как уже поняла, напрасно, потому что Калли была, мягко выражаясь, неаккуратным корреспондентом. Скорее уж Николас пришлет весточку.

Беспокойство за них обоих не оставляло Джойс, хотя здравый смысл подсказывал ей, что такая почтенная организация, как Совет по искусствам, вряд ли подвергла бы опасности труппу английских актеров. Однако нынешняя Восточная Европа представлялась ей местом, далеким от стабильности, где спокойная сегодня страна завтра могла оказаться зоной боевых действий. В голове у нее все время толклись пугающие фразы: «не пользующееся поддержкой правительство», «подпольные ячейки фундаменталистов», «беспорядки на расовой почве», «пограничники, готовые нажать курок», «снайперы на крыше».

Эти безрадостные размышления были прерваны гневным воплем. Джойс оглянулась и увидела, что ее Том схватил котенка за шкирку и поднял в воздух.

— Да ты что! — возопила она и подбежала к мужу. — Отдай! Отдай сейчас же, Том! — Килмовски перекочевал к ней на руки. — Как ты можешь быть таким жестоким!

— Он только что наступил в мой джем.

— Он же не знал, — Джойс поцеловала серый бархатный треугольничек около носика, — правда? — Котенок прищурил желтые глазки. — Ах ты, маленький шалунишка…

Она осторожно спустила Килмовски на ковер, и он тут же вцепился в край скатерти, вонзил в нее свои коготки и снова полез наверх.

— Посмотри! Нет, ты только посмотри на это!

— Оставь его в покое. Я заварила кофе, хочешь свежего?

— Нет, спасибо. — Барнаби взглянул на часы: почти половина десятого. — Лучше я пойду.

Когда он уже надевал пальто, зазвонил телефон.

— Возьми трубку, дорогая. Скажи, я уже иду.

— Вообще говоря, это могут звонить мне, — раздраженно заметила Джойс. — У меня широкий круг друзей, и некоторые из них время от времени мне звонят.

— Ну разумеется, у тебя много друзей. — Барнаби, уже надевший толстое, черное «в елочку», твидовое пальто, натягивал перчатки. — И, разумеется, они тебе звонят. — Он поцеловал ее в прохладную щеку. — Вернусь около шести.

Уже уходя, Том с горечью увидел, что котенок горделиво восседает в самом центре его подноса. Килмовски посмотрел сквозь Барнаби, потом неохотно встретился с ним глазами и тоненько пукнул.

Паршивый выдался день. Ночью шел дождь, утром подморозило, и дороги обледенели. Барнаби очень аккуратно вел свой синий «орион» и потратил на дорогу до полицейского участка вдвое больше времени, чем обычно. Даже при очень осторожном повороте в ворота задние колеса занесло. Выезжавший на место преступления фургончик «шерпа» ловко увернулся. Барнаби осторожно припарковался на своем обычном месте, вылез из машины и медленно пошел к двери.