Александр вошел в комнату. Анастасия растерянно переминалась с ноги на ногу в коридоре. Буераков остался сидеть в кресле. Руки они друг другу не подали.
— Это допрос? — поинтересовался Харченко.
— Нет, простое любопытство.
— Тогда извините. О женщинах я не люблю разговаривать без крайней на то необходимости.
Пакет с деньгами и шкатулкой по-прежнему был у него в руках. Пистолет с длинным цилиндром глушителя выпирал сквозь мягкий пластик. Александр, переживший за день столько приключений, извлек его, подчеркнуто небрежно положил на стол, а сам пакет так же небрежно швырнул в угол за диван. Шкатулка громко стукнулась о плинтус.
— Похвальное качество, — чуть заметно скривил губы Буераков. — Анастасия, вы к Александру Михайловичу надолго? Или просто по пути заглянули?
За девушку быстро ответил Харченко, чтобы она не ляпнула чего лишнего.
— Все будет зависеть от того, надолго ли ко мне вы. Если до утра, вам придется подождать, пока я ее отведу домой. Если не очень, мы с вами поговорим, а гостья нам тем временем что-нибудь на стол сообразит. Заодно и поужинаем. Вы что выбираете?
— Второй вариант.
— Вот и отлично!
Александр поднялся, вернулся в прихожую. Анастасия по-прежнему стояла молча, не зная, что предпринять. Харченко ее растерянность понял позднее, а сейчас приписал застенчивости и нерешительности.
— Ты не обидишься, птичка-невеличка, если мы сначала с приятелем побеседуем, а потом уже с тобой? А ты нам пока чего-нибудь сообрази насчет поесть. Хорошо?
Он слегка приобнял ее и направил на кухню, ласково шлепнув по-девически крохотной попке. А сам вернулся в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Было совершенно очевидно, что теперь девчонка вполне могла сбежать. Она и так шла сюда, собрав всю свою волю в кулак, чтобы выполнить некую миссию, которую сама себе назначила. А тут ее заставляют на кухне возиться, мужчинам закуску готовить… Есть от чего обидеться, волю растерять.
А тут еще ее, оказывается, сотрудник угрозыска знает. Откуда, любопытно? Картина постепенно, вместо того чтобы упрощаться, становилась запутаннее. Все же мозаику изнутри познать невозможно — чтобы картину охватить в целом, нужно удалиться от нее хоть на некоторое расстояние, взглянуть со стороны…
Короче говоря, Анастасия вполне могла сбежать, воспользовавшись тем, что дверь в комнату закрыта. Но ведь, кроме страха, кроме инстинкта самосохранения, есть еще и великая сила — любопытство! Это такой якорь, который вполне может пересилить обиду.
Какое из этих чувств переборет? Прикрывая дверь, Александр с уверенностью не мог ответить на этот вопрос. Просто надеялся, что слишком уж настойчиво она набивалась на разговор, чтобы вот так вдруг просто сбежать. Надеялся. Но уверен не был.
— Ну так что, senhor Леонид, продолжим наше общение?
Буераков глядел остро, колюче, напряженно. У него были вопросы. Он жаждал получить на них ответы. Но и понимал вместе с тем, что собеседник отнюдь не склонен быть с ним достаточно откровенным.
— Продолжим, — кивнул муровец и сразу спросил главное: — Так кто же заказчик? Вы уже выяснили это? Кого вы теперь хотите достать?
Харченко ухмыльнулся. Потянулся сладко в кресле и предложил:
— А может, лучше выпьем для начала? За мое здоровье, например… Или не так: за то, чтобы мое здоровье мне еще какое-то время послужило… — и, не дожидаясь ответа, поднялся с кресла.
Пистолет остался лежать на столике, возле Буеракова.
На кухне Анастасия послушно нарезала колбасу.
— Ты не обиделась? — спросил хозяин, доставая из пакета коньяк.
Старался говорить ласково и по-доброму, чтобы она не вздумала-таки сбежать.
Девушка замерла, опустила руку с ножом. Подняла на него глаза. Симпатичные, надо сказать, глаза, отметил про себя мужчина. Юные, наивные… Вокруг — ни одной морщиночки. Одно слово — пигалица.
— Я никогда не думала, что смогу вот так…
Он понял девушку. Человек только что застрелил ее любовника. А она готовит ему ужин.
— Все это не так страшно, девочка…
— Что не страшно? Убивать? — тихо спросила она. — Убить — и после этого спокойно пить коньяк, когда он… там… еще не остыл?
Харченко чуть замялся. Что тут скажешь? Рассеянно постукивал бутылкой о ладонь.
— В общем-то ты права, конечно, Стася. Убивать страшно. Умирать страшно. Оставаться среди живых страшно… — Он говорил раздумчиво… Даже не говорил, а именно размышлял вслух. — Это не так все просто. Это все слишком сложно… И все-таки ты потерпи, пожалуйста, еще немного. Мне обязательно с приятелем поговорить надо.
Читать дальше