Целая цепочка взаимосвязанных, взаимообусловленных убийств.
Доставая из-за двери матрас, Александр старался не думать о том, что сейчас делает Анастасия. Ей-то сейчас каково!.. Да, сама виновата. Но от этого не бывает легче, от осознания этого бывает еще тяжелее.
Не попалась бы сдуру в окровавленном платье. Да черт с ним со всем!
Немного поворочавшись на расстеленном на полу матрасе, он вслух, громко сказал сам себе:
— В конце концов, перед кем я сейчас выпендриваюсь? Перед самим собой? Еще не хватает!..
Он приподнялся, дотянулся до столика. Взял рюмку, чашку с соком, бутылку. Налил, не включая свет, в темноте. И начал пить. Как всего-то неделю с небольшим назад. Тоскливо. Одиноко. Медленно. Никому не нужный. Постепенно чувствуя, как мозг наливается хмельной тупостью.
Часть седьмая
Возвращение
Пиво было горячим, едва ли не кипящим. При каждом глотке перекисшие газы стремились вырваться из горла противной отрыжкой. Проталкивая его в себя, Александр рассказывал о том, какое ледяное пиво и каких сортов подают желающим в кабачках Рио-де-Жанейро.
— Счастливый, — завистливо вздыхал Иванушкин. — Мир повидал… Мне бы такую жизнь! А то всю жизнь в институте проработал, а она, жизнь-то, мимо прошла.
Харченко не стал его разубеждать. Потому что тогда пришлось бы рассказать, что конкретно делал он в краю далеком. Про Моисеева, про Идальго и его телохранителей. И про красавицу Джоанну… Впрочем, рассказ про Джоанну Сереге понравился бы. Особенно про то, как они двое суток из номера гостиницы не выходили после того, как не удалась подстроенная ею для него засада, какая ненасытная и страстная она была в постели, как им еду и напитки в комнату приносили… За ее счет, к слову. И про прощание в аэропорту тоже…
Нет, Александр не считал свою жизнь счастливой. И жизнь свою повторить не желал бы. Потому что тогда вновь пришлось бы проливать кровь невинных.
А впрочем… Кто его знает? Ведь тогда придется признать, что вся жизнь прожита напрасно.
— Нет в жизни идеала, Серега, — ответил тогда отставной майор. — И у меня далеко не все было чудесно.
Серега тогда промолчал. Очевидно, думал, что лукавит друг из сочувствия к его жизни.
Они еще не знали, что послезавтра Иванушкин умрет.
Трое суток пролетели совсем незаметно. Маринка была, как всегда, очаровательна, влюблена и от этого мило, но утомительно болтлива. Ее можно снисходительно выносить не больше суток. Именно суток. Потому что она не умолкала даже в те минуты, когда можно было бы и помолчать.
А такие минуты возникали не раз.
У Маринки оказался какой-то знакомый (где и каких только у нее не имелось знакомых!), который без проблем, но за весьма немалую сумму организовал им номер в каком-то прекрасном подмосковном доме отдыха. Стоял этот великолепный комплекс на берегу чудесного водохранилища с неплохим пляжем, с трех сторон окруженный девственным лесом. Современная стеклобетонная планировка, сервис по высшему классу, вышколенная обслуга, прекрасная кухня, огромная столовая с видом на воду, за которой вдали, на противоположном берегу, утопал в зелени другой дом отдыха, только старенький…
После всей кровавой круговерти последней недели эти трое суток показались рекламным проспектом райской жизни. Александр ощущал себя примерно так, будто смотрел по телевизору боевик, и в самый интригующий момент переключился на канал, где показывали нечто про идиллическую любовь. Он вроде как выключился из предыдущей жизни. Был неистов, щедр, неистощим в проявлениях внимания к своей подруге. Марина млела. И от этого трещала еще больше.
Ее прелесть, милая болтовня, искреннее восхищение происходящим, искрометное веселье не оставались незамеченным. За ней пытались приударить несколько молодых людей, также отдыхавших здесь, наперебой приглашали на танцы, на прогулку на лодке или, нередко, в номер, на чашку кофе с шампанским. Она была в восторге, с удовольствием принимала ухаживания, от визитов в номер уклонялась, лишь изредка встревоженно поглядывала на Александра — как он на все это реагирует. Тот лишь улыбался в ответ понимающе и покровительственно. Пусть отдыхает. Скоро сказка кончится, Марина опять вернется в не слишком щедрую и нередко пошлую обыденность, в которой даже поход в средненькое кафе станет событием.
Они каждый вечер ходили на танцы. Александр обычно садился в сторонке, потягивая что-нибудь не очень крепкое и издалека со снисходительной улыбкой наблюдал за резвящейся подругой. Наверное, более счастливого человека, чем она, здесь не было вообще.
Читать дальше