Дмитрий Петров - Призрак киллера

Нина взяла документы, деньги, кредитную карточку из банка. Потом постояла перед импровизированным алтарем брата, выбирая, какую фотокарточку лучше всего взять с собой. Выбрала, засунула в сумочку и, вспомнив об Алексее, шмыгнула носом, как маленькая девочка…

У Щелкунчика все было с собой. Еще уходя из квартиры, он понимал, что не вернется туда никогда.

Они спустились по лестнице, и Щелкунчик выглянул во двор. Машина Нины стояла перед самым подъездом, а свою он оставил в стороне, хотя отсюда и она была видна.

А впереди, прямо перед выходом из дома, торчала неизвестная машина, в которой сидели двое…

— Это они, — прошептала Нина за спиной Щелкунчика. — Они дожидаются нашего выхода.

Может быть, это было и не так, но рисковать не хотелось. Если бы у Щелкунчика был с собой хотя бы пистолет, можно было бы попробовать выйти и показаться. И посмотреть, что из этого получится. Но так просто, с пустыми руками, не хотелось идти на возможную верную смерть.

Щелкунчик по собственному опыту знал, что в таких делах стреляют без предупреждения. Никто не кричит: «Стой! Стрелять буду…» Нет, просто стреляют в голову, а потом уезжают…

Они вернулись в квартиру, где сидели еще несколько часов. Щелкунчик периодически выглядывал наружу и каждый раз убеждался в том, что машина с неизвестными остается на месте.

Другого выхода в доме не было, так что путь был закрыт. К концу дня стало очевидно, что машина ждет именно их. Она стояла на месте, никуда не отъезжала. Из нее периодически выходили люди, отходили куда-то, потом возвращались.

Несколько раз в квартире звонил телефон, но ни Нина, ни Щелкунчик не брали трубку. В начале шестого Щелкунчик не выдержал очередного, наиболее продолжительного и упорного звонка и снял трубку.

— Почему вы так поступили? — раздался уже знакомый ему по прежним телефонным переговорам голос. — Что вас не устроило? Почему вы решили предать нас и погубить себя?

В голосе звучало подлинное недоумение. И действительно, как объяснить, что киллер вдруг стал вести себя так странно?

— Чего вы хотите? — продолжал допытываться голос. — У вас есть какие-то требования?

— Нет, — ответил Щелкунчик, и это было чистой правдой. Чего он мог требовать от них? Ничего…

— Отдайте женщину, отдайте деньги и можете быть свободны, — сказал человек на том конце провода. Потом помолчал и добавил: — Деньги можете не отдавать. Оставьте себе. Но женщину нужно отдать. Вы согласны?

Предложение было благородным. И щедрым. Только лживым, это было сразу понятно. После того как противник понял, что Щелкунчик имеет какое-то отношение к Нине, они уже не могли выпустить его живым. Так что деньги у него все равно бы забрали — только с мертвого тела…

— Нет, — сказал Щелкунчик и так громко сглотнул слюну, что это могло быть слышно в телефоне. Похоже, говоривший действительно услышал, потому что он хмыкнул раздраженно и произнес:

— Это глупо… Дом окружен, вам не выйти отсюда. В мусоропровод вы не заберетесь, он слишком узкий, мы уже проверили.

Щелкунчик молча повесил трубку.

Однажды он смотрел фильм по видику, который почти что забыл, но теперь вдруг вспомнил внезапно. Фильм рассказывал о том, как в послевоенные годы встретились гестаповский офицер и его бывшая заключенная из концлагеря. События фильма развивались так, что эти два случайно встретившихся и, как выяснилось, любящих друг друга человека оказались заперты в квартире, а дом был окружен людьми, которые хотели их убить. Так уж вышло…

Все было именно так, как сейчас случилось со Щелкунчиком и Ниной. И эти два человека, поняв, что уйти не удастся и смерть все равно неизбежна, решили умереть вместе.

Гестаповский офицер достал из старого чемодана глубоко запрятанный там парадный черный мундир, надел его, а потом они с прекрасной женщиной взялись за руки и вышли из дома, прямо под пули врагов… И погибли, держа руки друг друга…

Фильм назывался «Ночной портье» и произвел когда-то на Щелкунчика большое впечатление.

И что же? Неужели и им с Ниной сейчас придется поступить так же?

Но у Щелкунчика нет парадного мундира, он был уволен из армии без права ношения формы. Если б можно было умереть в мундире, — он бы, может быть, еще и подумал о такой перспективе. Погибнуть в мундире и при всем параде — это почти что так же, как быть похороненным под национальным флагом…

Без мундира он погибать не согласен, так не пойдет. Особенно теперь, когда он вдруг многое понял про свою жизнь.