— Словом, — продолжал Выжлов, — дело дошло до дуэли. Стрелялись из новомодных тогда револьверов — если источники не врут, французских «лефоше».
— Калибр двенадцать миллиметров, — сказал Глеб, — модель, дай бог памяти, восемьсот сорок пятого года. Мягкая свинцовая пуля на выходе оставляла дыру величиной с кулак.
Он немедленно пожалел о сказанном, поймав на себе пытливый, заинтересованный взгляд Выжлова. Покровский кашлянул в кулак и, рассеянно поглаживая бороду, сказал:
— Экие, право, ужасы вы говорите, Федор Петрович. Неужели с кулак?
— Примерно, — лаконично ответил Глеб.
— Да, — произнес Сергей Иванович, — у вас завидная осведомленность по части стрелкового оружия.
— Интересовался, — подпустив в голос немного смущения, заявил Глеб. — Нравятся мне эти штуковины, есть в них какая-то красота. Конечно, увлечение детское, но что поделаешь?
— Не понимаю, — сказал Аристарх Вениаминович. — Какая красота может быть в орудии убийства?
— Отчего же, — возразил Выжлов. — Страсть к оружию у большинства мужчин в крови. Мужчина — воин и охотник. В последнее время мы стараемся об этом забыть, но что толку прятаться за иллюзией мира и благополучия, когда ни того, ни другого на самом деле не существует? Вы со мной согласны, Федор Петрович?
— Я об этом как-то не думал, — солгал Глеб. — А подумал я сейчас знаете о чем? Ваша неправдоподобная, как вы выразились, история пока что не содержит в себе ничего неправдоподобного. Даже наоборот! Ну в самом деле, кому какое дело до того, из какого оружия стрелялись какие-то никому, в сущности, не известные молодые забияки в тысяча восемьсот затертом году? Однако же источники, на которые вы ссылаетесь, указывают, что это были револьверы, и даже называют их марку.
— Ну, в этой части мое повествование опирается на достоверные факты, и одним из источников, на которые я ссылаюсь, был, знаете ли, полицейский протокол, отсюда и такая точность. Короче говоря, они стрелялись. Вообще, шансов остаться в живых после этой дуэли у сына губернатора было мало. Он был бездельник и повеса, любил выпить, и после ссоры, которая послужила причиной дуэли, устроил с приятелями грандиозную попойку. Так что на рассвете следующего дня, явившись на место дуэли, наверняка чувствовал себя далеко не лучшим образом — и голова трещит, и руки дрожат. Да-с. Что же касается Акима Демидова, то он, по отзывам современников, был отменным стрелком — что называется, бил белку в глаз, и не в переносном, а в самом прямом смысле. А уж по такой мишени, как его обидчик, он бы точно не промахнулся.
Выжлов сделал эффектную паузу. Глеб на эту удочку не клюнул — он спокойно прихлебывал душистый настой таежных трав, который тут именовался чаем, и смотрел в окно, где кроваво-красный шар заходящего солнца уже коснулся черных верхушек леса. Зато Аристарх Вениаминович, не то снедаемый любопытством, не то просто испытывающий неловкость оттого, что рассказчику не задают вопроса, которого он ждет, не смог промолчать.
— Вы хотите сказать, что результат дуэли получился не совсем таким, какого можно было ожидать? — спросил он.
— Угадали, — сказал Выжлов, заметно польщенный вниманием, проявленным к его рассказу столичными гостями. — Они тянули жребий, и первым выпало стрелять Демидову. Исход дуэли, таким образом, был фактически предрешен. Но его револьвер дал осечку, сын губернатора в свой черед выстрелил и попал противнику в грудь. Учитывая тогдашний уровень развития медицины и. э. характер повреждений, так точно описанный Федором Петровичем, — Выжлов бросил в сторону Глеба еще один быстрый, испытующий взгляд, — Демидова можно было считать покойником. Поговаривали, кстати, что осечка не была случайной. Револьверы-то принадлежали сыну губернатора, так что всякое возможно. Впрочем, эти сведения не были в ту пору ни подтверждены, ни опровергнуты, да и револьвер из пары Аким выбирал собственноручно.
Глеб подумал, что зарядить в каждый из револьверов по испорченному патрону, а потом прокрутить барабан своего, пропустив этот самый патрон — плевое дело. Говорить этого вслух он, однако, не стал — во-первых, чтобы не перебивать рассказчика и не уводить разговор в ненужном направлении, а во-вторых, чтобы лишний раз не привлекать внимания к своей персоне. Выжлов и так смотрел на него как-то странно, не очень-то, судя по всему, поверив в сказочку о детском платоническом увлечении историей огнестрельного оружия.
— Думаю, не надо говорить, что отец был буквально убит горем, — продолжал Сергей Иванович. — Аким был его единственным сыном, наследником, продолжателем его дела. Кроме того, Павел Иванович его просто любил. Он созвал настоящий консилиум, сулил докторам любые деньги, но они только разводили руками, утверждая, что, если бы не железное здоровье Акима, тот уже давным-давно был бы мертв и что после таких ран не выздоравливают. И тогда обезумевший от горя Демидов бросился за утешением к своему духовному наставнику, в монастырь.
Читать дальше