Дарья Симонова - Кассандра пила массандру

Тогда Людмила в отчаянии совершила роковую ошибку — пала в ноги своим нанимателям. И отчим Саввы, которого Людмила Гавриловна по сей день считала родным отцом ребенка, протянул руку помощи. Дальше все случилось молниеносно. Папа-отчим, фатально недооценивая противника, решил вышвырнуть Горгону из квартиры, но он не учел, с кем имеет дело. Подкрепление противной стороны в лице хлипкого интеллигента мужского пола пробудило в Горгоне дикую злобу. Людмила надеялась, что подкрепление ее обездвижит и в этот момент все же удастся вызвать скорую, но все пошло совсем по другому сценарию. Горгона вырвалась, вцепилась Саввиному папеньке в горло, тот не ожидал такого и сильно оттолкнул ее ногой. Сбитая с ног, она ударилась затылком об острый угол письменного стола, но, словно терминатор-зомби, медленно поднялась, и в глазах у нее застыла мрачная решимость открыть «огонь на поражение». Людмила решила, что это уже пьяная агония и Горгона сейчас свалится в тяжелый хмельной сон, но, подняв трубку, чтобы набрать номер скорой, с ужасом поняла, что телефон отключен. Так часто бывало в Емельянове во время грозы…

В следующий момент она уже видела, как Горгона как будто уже побрела прочь, к входной двери, — но через секунду она метнулась из кухни, и в руке ее блеснуло страшное оружие — сечка для грибов. Люда не могла допустить, чтобы отец Саввы получил увечье. Поэтому она схватила другое страшное оружие, оставшееся еще от бабушки, — чугунный пестик, для того чтобы толочь… воду в ступе! Да, как ни странно, на доли секунды ей стало смешно: ну что за деревенские бои с Брюнхильдой?! И когда можно будет наконец вспоминать об этом кошмаре с хохотом… Ведь должно же это когда-нибудь закончиться, ведь все это дикость, абсурд, Хичкок!

И это закончилось. Даже слишком быстро. И столь же дико и абсурдно. Только не смешно. Нет, Людмиле не пришлось воспользоваться бабушкиным орудием — ее опередила маменька. Чем она засветила Горгоне, Люда так и не поняла. Но у злодейки по совокупности травм случилось кровоизлияние в мозг. Она внезапно начала кричать, потом ее рвало, потом матушка своим ходом бежала до больницы. Пока суть да дело, Горгона потеряла сознание… Очнулась она на короткое время уже в скорой, где и сообщила санитарам, что «Милка сжила меня со свету». Их показания впоследствии стали решающими для того, чтобы Людмилу Гавриловну Марченко обвинили в непреднамеренном убийстве.

Семья Лёвшиных на следующий день после кошмара спешно покинула Емельяново И никогда больше здесь не появлялась. Тем временем Людмила с мамой обнаружили, что даже их давние соседи не особенно жаждут светиться как свидетели. Полдеревни знало, что представляла собой Горгона в последние два года своей жизни, и многие вздохнули спокойно после ее кончины — но дать официальные показания о том, что действия Милы были самообороной, никто не спешил. Принцип сторониться чужой семейной вражды на сей раз оказался сильнее нравственного закона.

— И сколько же вы сидели? — выдохнула шепотом Соня.

— Два с половиной года. Гришаня все же помог. Приехал и добился пересмотра дела. Так бы лет пять на зоне гнила да там бы и сдохла. Но меня оправдали. Я потом заочно окончила пединститут и в нашей школе работала, насколько мне здоровье позволило. Учителем мировой художественной культуры. Кроме меня, ее тут было некому преподавать — учитель музыки, бессменный Пал Петрович, умер, вот меня и взяли с судимостью. Такие дела. И все же… зачем они вас прислали? — грустно улыбнулась отмотавшая срок Фея. — Я ведь папе Лёвшину всегда буду благодарна. И не обязан он был меня спасать. И попадать в уголовное дело даже свидетелем ему тоже незачем. Я его втянула — сама и ответила по всей строгости. Но мне непонятно…

— Я теперь сама ничего не понимаю! — отозвалась ошарашенная гостья. — И… это не они, не родители, насколько я понимаю. Это вроде как сам Савва внес вас в список тех, с кем я должна встретиться. Он, конечно, не знает вашей жуткой истории. А вспоминает вас с теплом. Соня сочиняла на ходу. И какой вздор она несла! «Вспоминает с теплом»… Это тип может вспоминать с теплом разве что полнокадровую матрицу или седьмой айкор. С чего она решила, что Савва не ведал, что творил?! Может, все это — какая-то непостижимая подстава? Может, Соне тоже надо срочно уезжать отсюда, не оглядываясь?

— Неужели вы обо мне напишете после того, как все узнали?! — усмехнулась Людмила Гавриловна. — Тогда это будет книга обо мне.