Анна Данилова - Витамин любви

Молчал даже тогда, когда видел, какой ненавистью наливаются глаза его дочери, видящей на мачехе очередное платье или блузку. Молчал потому, что понимал: если он скажет Ларисе хотя бы слово, упрекнет ее, то, во-первых, дома будет скандал, во-вторых, это настроит ее, Ларису, против Тины, которая не промолчит, непременно поддержит отца. И снова между Тиной и Ларисой начнется война.

Вот он и молчал.

Молчал он и тогда, когда понял, что у Тины появился кто-то, кто дарит ей подарки. Когда от нее стало попахивать алкоголем и сигаретами. Когда она стала приходить домой за полночь, а потом и под утро. Когда заметил в ее комнате на столике противозачаточные таблетки. Когда нечаянно подслушал разговор Тины с Ларисой: Лариса, взрослая дура, подстрекала свою падчерицу заняться шантажом своих любовников. Кажется, в этот же раз она поделилась с Тиной своими планами, касающимися ее новых любовников… Все, как он и предполагал. Да, еще прошлись по нему… Поговорили. Тина сказала что-то насчет его характера. И Лариса разошлась, не остановить, вошла, что называется, в раж: «Да нет у него никакого характера, в том-то все и дело. Был бы у него характер, он бы и тебя держал в ежовых рукавицах… А так… Он вообще-то мужик неплохой, добрый. А вот ты – сучка редкая».

Чувствовалось, что между ними возникло сильнейшее электрическое поле: еще немного – произойдет мощнейший разряд, и они сгорят факелами. Да и разговор между ними вышел страшный, опасный. Тина попросила Ларису оставить его в покое: «Уходи. Пока не случилось чего…» И она, Лара, вспыхнула: «Убьешь меня, говоришь? Да у тебя мозгов нет совсем… Подумай, что тебя ждет, если ты убьешь меня. Тюремная камера с такими же оторвами, как ты, и беспросветное будущее. Когда тебя выпустят лет через пятнадцать-двадцать, ты будешь больная, беззубая…»

Это было уже после того, как погибли одноклассницы Тины – Мила и Тамара.

Как же он перепугался тогда! Как ему хотелось сказать ей: дочка, сиди дома и никому не открывай дверь. Терпи Ларису, она не злая, терпи потому, что она – твоя семья, так же, как и я. Он много раз слышал, что слово, брошенное в воздух, может стать материальным. А они бросались такими словами. Такими!..

Так, может, он зря тогда промолчал. Зря сделал вид, что ничего не слышал? Зря не распахнул дверь, за которой стоял и все слушал (потом сделал вид, что только что пришел, минут через пятнадцать)? Зря не остановил их?

Лариса. Она все-таки перешагнула эту грань. Как она могла? Неужели Тина ей так мешала?

…Юрий некоторое время бродил по опустевшей квартире, то и дело натыкаясь взглядом на разбросанные его самыми близкими людьми вещи – юбка, чулки, белый спортивный носок, корзинка с бигуди, тюбик с кремом, раскрытая косметичка, полная до краев красивыми цилиндриками с губной помадой, – и вспоминал свой последний разговор с дочерью.

– Па, привет…

Он сразу понял, что она пьяна. Часы показывали половину девятого. Он был на работе, крутил очередной болт. Голос у Тины был слабый, вялый, и слова она тянула, как жевательную резинку.

– Па, ты слышишь меня?

– Да.

– А ты немногослове-е-ен. Па, короче. Я в парке. У меня важная встреча. Слышишь?

– Тина, что-нибудь случилось?

– Пока еще нет. Но случится. Обязательно. И в нашей жизни все изменится.

– Лара?

– Не. Па, не перебивай меня. Мы не так жили, понимаешь? Мы упустили что-то важное. А ты… Ты вообще не живешь. И зря, между прочим. Мы будем жить хорошо, понимаешь? И мы с тобой поедем на море. А если получится, купим там дом. Па-а… Если бы ты только знал, как я люблю тебя. За все. За то, что ты всегда молчишь, хотя все знаешь и понимаешь…

Она внезапно разговорилась, и ему казалось, что она говорит уже давно и много, и что у нее горло содрано, и голос стал выше, сильнее, как это бывает перед тем, как исчезнуть.

– Тина, ты пьяна.

– А иначе просто нельзя! – воскликнула она так, как если бы с утра приняла какое-то важное для здоровья лекарство. – Я не такая сильная, как кажется. И я немного боюсь. Поэтому-то и звоню тебе, понимаешь?

– Тина!

Но в трубке уже пульсировали короткие гудки.

Он сразу же поехал в парк. Он знал, где она могла назначить кому-то встречу. Неподалеку от моста, соединяющего розовую аллею с лебединым островом.

Парк с его высокими древними дубами, развесистыми старыми ивами и густыми липами был пронизан прозрачно-дымными солнечными лучами. Вода над тихими прудами, мимо которых он торопливо шел, ощущая себя единственным живым существом в этот утренний тихий час, маслено блестела, отражая высокое бледное небо.