Линвуд Баркли: Опасный дом

Их стычки обычно завершались тем, что одна или другая в бешенстве выбегала из комнаты, громко хлопая дверью. Или как вариант: Грейс кричит Синтии, что ненавидит ее, и, покидая кухню, опрокидывает табурет.

«Господи, ну вылитая я! – говорила в таких случаях Синтия. – Я в ее возрасте была просто чума! Потому и не хочу, чтобы она повторяла мои ошибки».

Даже теперь, через тридцать два года, Синтия не рассталась с чувством вины за ту ночь, когда исчезли ее мать с отцом и старший брат Тодд. Она все еще отчасти верила, что если бы не болталась тогда с парнем по имени Винс без родительского разрешения и даже ведома, если бы не напилась и не забылась, едва упав на свою постель, то узнала бы, что происходит, и каким-то образом спасла бы своих близких. Вопреки фактам, Синтия сохраняла убежденность, будто все происшедшее тогда стало карой за ее непослушание.

И теперь она не хотела, чтобы Грейс когда-нибудь пришлось винить себя в похожей трагедии. Она внушала дочери, как важно не поддаваться давлению сверстников, не позволять им втягивать ее в любые сложные ситуации, всегда прислушиваться к внутреннему голосу, когда он подсказывает: дело плохо, пора сматываться! На жаргоне Грейс это называлось «бла-бла-бла». Напрасно я твердил жене, что почти каждый ребенок проходит через подобный этап. Даже если Грейс совершит ошибки, их последствия не обязательно будут такими же тяжелыми, как в случае самой Синтии. Грейс уже была подростком. Еще лет шесть – и если мы с Синтией сумеем протянуть эти годы, дочь предстанет перед нами благоразумной молодой женщиной. Однако в то, что такой день наступит, пока трудно было поверить.

Взять хоть злополучный вечер, когда Грейс оказалась в торговом центре «Пост Молл» одновременно с Синтией, заглянувшей туда за новыми туфлями. Синтия засекла нашу девочку перед «Мейси», курящей в компании одноклассников. Напав на нее в их присутствии, она погнала ее в машину, а потом так на нее разоралась, что проехала без остановки знак «стоп». И чудом избежала столкновения с самосвалом. «Мы чуть не погибли, – призналась Синтия. – Я совершенно утратила над собой контроль, Терри. Была сама не своя».

После того случая она впервые решила отдохнуть от нас. Хотя бы недельку. Ради нас – в большей степени ради Грейс, – да и ради себя самой. Взять тайм-аут, как она это назвала. Эту идею ей подсказала Наоми Кинзлер, психотерапевт, которую Синтия посещала много лет. «Надо уйти от конфликтной ситуации, – наставляла ее Кинзлер. – Это не бегство, не отказ от ответственности. Просто перерыв на размышление, перегруппировка сил. Вы вправе позволить это себе. У Грейс тоже появится время подумать. Возможно, она не перестанет вас осуждать, но по крайней мере поймет. Утрата семьи нанесла вам ужасную рану, которая никогда не заживет. Сейчас Грейс этого не осознать, но рано или поздно, уверена, это произойдет».

Синтия сняла номер в «Хилтон-Гарден», около торгового центра. Сначала она для экономии нацелилась на дешевый отель «Джаст Тайм», но я воспротивился. Во-первых, это дыра, а во-вторых, несколько лет назад этот отель считался центром проституции.

Неделя ее отсутствия показалась целым годом. Удивительнее всего было то, как соскучилась по матери Грейс.

– Она нас больше не любит, – заявила она вечером, стоя над разогретой в микроволновке лазаньей.

– Ничего подобного.

– Меня-то она точно разлюбила.

– Твоя мама устроила себе перерыв именно потому, что очень любит тебя. Знает, что зашла слишком далеко, что перегнула палку и ей нужно время для наведения порядка у себя в голове.

– Скажи ей, чтобы не тянула.

После возвращения Синтии у нас на месяц воцарилось подобие мира. Позднее мирный договор начал давать трещину. Сначала трещина была малозаметной, потом стала углубляться. В конце концов военные действия возобновились с прежней силой. В каждом таком сражении страдали чувства обеих, и проходило несколько дней, прежде чем возвращалась нормальная жизнь – или хотя бы ее подобие. Я раз за разом предпринимал попытки посредничества, но безрезультатно: их было не остановить. Синтия сообщала Грейс все мало-мальски важное при помощи записок, подписанных «Л. Мама», – так же поступала некогда ее мать, когда, гневаясь на дочь, не могла заставить себя написать полностью слово «люблю».

А вскоре подпись удлинялась до «Люблю, мама», и это знаменовало потепление в отношениях. Грейс искала предлога, чтобы спросить у матери совета. «Пойдет эта блузка к брюкам?» «Поможешь с этим домашним заданием?» Так зарождалась возможность диалога. Все становилось чудо как хорошо. А потом снова – ужас как плохо. Вот и на днях дела были совсем плохи, просто из рук вон.