— У нас?!
— Ну конечно! В шестьдесят пятом. Ой, они такие смешные были — на базе телевизора «Рекорд» и магнитофона «Яуза». И первый, кстати, сотовый телефон тоже в Союзе появился. Мы на десять лет в этом весь мир обогнали! И Интернет тоже у нас придумали, и поисковики.
— Думаю, без меня это тоже не обошлось.
— Ну, только не надо все заслуги страны прям себе приписывать.
— А как страны социалистического лагеря? Как там Чехословакия, ГДР, Берлинская стена?
— Какая‑какая стена?
— Берлинская. В моем мире ее посреди Берлина Хрущев построил. В шестьдесят первом году. Чтобы остановить бегство немцев из Восточного Берлина в Западный. Охраняли границу очень сурово, стреляли в тех, кто пытался перебежать — с востока на запад, разумеется, а не наоборот.
— Ужас какой! Нет, в нашем времени ничего подобного не было. В учебниках истории пишут, что в шестидесятом году, после того как его вся страна президентом избрала, Хрущев созвал секретное совещание глав партий и правительств социалистических стран. И сказал им (в то время это было негласно, лишь потом выяснились детали, и в учебниках истории стали писать): дескать, Советский Союз вам больше не указчик и не начальник. Развивайтесь как знаете. Хотите социализм — пожалуйста. Желаете капитализма — возражать не будем. Единственное условие: Варшавский договор остается. И советские войска тоже в ваших странах останутся. И о том, что вы никогда и ни при каких условиях не вступите в НАТО, вы тоже должны однозначно объявить.
— И как?
Варя поморщилась.
— В конечном итоге практически все выбрали капитализм. Кроме Болгарии. И советские войска тоже постепенно отовсюду вывели. Но в НАТО — они сдержали слово — никто из бывших социалистических стран не вступил. Даже ФРГ в итоге оттуда под давлением собственных трудящихся масс вышла. А вскоре после этого, в семьдесят четвертом, этот агрессивный военный блок развалился. А в твоем времени как было?
— Что тут говорить! Весь бывший соцлагерь теперь члены НАТО. Даже Эстония с Литвой. Боятся российской агрессии.
— Какой кошмар! Нет‑нет, в наше время все военные блоки распущены. И НАТО, и Варшавский договор.
— Скажи, а Ленин?
— А что Ленин?
— Его похоронили?
— Конечно. В шестьдесят первом году. Вынесли из мавзолея. С воинскими почестями Владимира Ильича похоронили на Волковском кладбище в Петербурге, рядом с матерью. А Сталина — на его родине, в Гори. Подальше от столицы.
— А мавзолей?
— А что мавзолей? Стоит. Многие уже забыли даже, кроме историков, что это за сооружение и для чего первоначально предназначалось. Буквы «Ленин‑Сталин» с него сняли, конечно. Неужели у вас иначе?
— Ленин до сих пор в мавзолее лежит.
— Ну, вы варвары!.. Ой, прости. Я не хотела тебя обидеть.
— А как Никита Сергеевич?
— Он умер, я говорила, в семьдесят четвертом. Его до тех пор, я говорила, трижды Председателем Верховного Совета переизбирали. Похоронили на Новодевичьем кладбище — у Кремлевской стены принято было решение, еще в шестидесятых годах, никого больше не хоронить. Очень Никиту за реформы с тех пор уважают, некоторые прямо боготворят.
— Это потому, что против него черного пиара не было — после того как его в шестьдесят четвертом скинули. В нашем времени его до сих пор чехвостят. Кукурузником клянут.
— Ну что ты! Как можно! Ведь при нем мы, ну, то есть СССР, впервые вышел на первое место в мире по уровню жизни. И мы с Америкой и Евросоюзом объявили совместный проект полета на Марс.
— И полетели?
— Да. Колония на Марсе с девяносто пятого года существует. Там уже больше тысячи человек. Первые «марсиане» появились — то есть те, кто там родился и на Земле даже не бывал никогда.
— Скажи, а Гагарин? Королев? Они долго прожили?
— Как долго? Гагарин — он ведь до сих пор живой. Медицина у нас в стране прекрасная, а ему всего лишь восемьдесят два. На пенсии сейчас, правда. Удалился от дел. А Королев в девяносто первом скончался, от инсульта.
— Значит, я их уберег… Боже мой! Боже мой! Как прекрасно! Честно говоря, от всей этой информации голова идет кругом. Скажи, а искусство, культура?
— А что искусство, культура?
— К примеру, когда у вас напечатали впервые «Жизнь и судьбу»? «Котлован»? Ахматовский «Реквием»? Того же «Мастера и Маргариту» и «Собачье сердце»?
— Прямо год публикации тебе не скажу. Но на первом этапе советского возрождения, то есть в начале шестидесятых, это точно.
— А кинематограф? Тарковскому, к примеру, фильмы снимать давали?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу