Анна и Сергей Литвиновы - Успеть изменить до рассвета

— Значит, он все‑таки держал в уме мое предупреждение про заговор октября шестьдесят четвертого…

— Ты о чем?

— Нет‑нет, я про себя.

— Так вот, из старых аппаратчиков Никита оставил только Микояна и Фурцеву… А после того, как ему устроили пышную инаугурацию в Кремле в марте шестидесятого, он, для всех неожиданно, поехал через неделю в Ленинград и произнес там Речь Покаяния — ее так стали называть, с прописных букв. Он выступил на митинге на Дворцовой площади и, прежде всего, покаялся от имени партии и Верховного Совета за сталинские репрессии, попросил прощения у несправедливо посаженных и родственников безвинно расстрелянных. Но этого от него хотя бы ожидали — впрочем, многие даже не надеялись. Но Никита еще дальше пошел! Он попросил прощения у всех, кто в революцию и Гражданскую войну выступал на стороне белых, всех, кого выдавили в эмиграцию и лишили Родины. Этого от него никто не ожидал. А он призвал вдобавок всех эмигрантов, не важно, какой волны, даже тех, кто в Великую Отечественную за кордоном оказался, возвратиться в свою Отчизну и работать на благо возрождающегося Советского Союза. Нет, он им не обещал реституцию, как в странах народной демократии. Земли и поместья не сулил возместить — но все равно попросил вернуться. И даже одно место в новом правительстве пообещал закрепить за представителями русской диаспоры. И многие ему поверили, пустились в обратный путь, заново прижились у нас. Статистика сообщает (я специально перед своим «отлетом» сюда посмотрела), что в шестидесятые по пятьдесят‑семьдесят тысяч репатриантов Советский Союз ежегодно принимал. И они очень многое для страны сделали. Зворыкин, например, вернулся. Сикорский. Даже Набоков… Никита их к руководству страной привлекал, как и видных ученых и знаменитых людей — того же Королева, академиков Сахарова, Глушко, Гагарина…

— Гагарина?!

— Ну да. Первого человека в космосе.

— А когда он полетел?

— Седьмого октября шестидесятого года.

— О, в новом мире раньше его запустить получилось! На полгода раньше! А катастрофа ракеты Эр‑шестнадцать была?

— Что‑то я не припомню такого.

— Значит, сработало! Сработали мои предупреждения! А Хрущева когда сняли?

— Его никто не снимал. Правил он страной до самой смерти, честно говоря, всем надоел, — а умер в семьдесят четвертом. Еще трижды на всенародных выборах его переизбирали руководителем Верховного Совета. После него сразу приняли закон, что больше восьми лет никто руководить страной не может — ни подряд, ни в разбивку.

— И закон этот исполняется?

— Разумеется. У нас все законы исполняются.

— А на Луну кто первыми полетел? Мы или американцы?

— Как «кто»? И мы, и американцы, вместе. Наши, я знаю, в шестьдесят третьем году президента Кеннеди по дипломатическим каналам втайне предупредили, что против него заговор, убийство готовится. ФБР убийцу в Далласе схватило — а с нашими на радостях заключили договор о всеобъемлющем разоружении. И решили на Луну вместе лететь. И высадились в шестьдесят восьмом: Нил Армстронг и Георгий Гречко. Правда, президента Кеннеди все равно убили, подорвали в машине, вместе с братом, сенатором Кеннеди, и Мартином Лютером Кингом, в том же шестьдесят восьмом.

— А в нашей‑то стране как все дальше было? Неужели — тишь да гладь, да божья благодать?

— Нет‑нет, всякое бывало. Был заговор в октябре шестьдесят третьего — хотели сбросить Хрущева. Военные и спецслужбы сговорились, ввели в Москву войска. Но Никита вместе со своей охраной забаррикадировался в Кремле. А радио, телевидение и газеты в его руках остались. И пока заговорщики сообразили, что к чему, и средства массовой информации перехватили, он успел выступить повсюду и призвать народ к сопротивлению хунте. Простые люди не побоялись, вышли на Красную площадь, встали живой цепью вокруг Кремля. В итоге заговорщики испугались человеческих жертв и штурмовать Кремль не стали. А за это время Хрущев подтянул верные ему дивизии из глубин страны, они пошли в наступление и путчистов из столицы выгнали. Да они и без того поняли, что их дело проиграно, и, чтобы избежать массовых жертв, сами сдавались.

— А с экономикой что было?

— После того как частную собственность разрешили, даже в ограниченных масштабах, экономика стала расти невиданными темпами. Народ как‑то сразу стал лучше жить: одежда красивая появилась, частные кафе расцвели. Поэтому, кстати, люди во время путча именно Хрущева, а не заговорщиков поддержали. В шестидесятые бурными темпами кибернетика стала развиваться. И элементная база. В конце концов, в Советском Союзе первый персональный компьютер создали…