Ефим Захаров: Домик с кабаном

– К сожалению, этот номер занят, – Чайкина была явно расстроена. – Может быть, подойдет триста третий, говорят он счастливый.

– Давайте триста третий, – с безразличием сказал Юрий, стараясь не показать, что его очень огорчили непредвиденные трудности.

Он изо всех сил старался соответствовать созданному им образу спортсмена, бегал утром и вечером, отжимался, подтягивался, растягивался и достаточно правдоподобно расстроился, когда из-за шторма не смог принять участие в соревнованиях.

В нужном ему триста первом номере, через стену от него, обитал полковник с молодой женой, и Юре пришлось подружиться с ними, что, впрочем, было совсем не трудно, в первый же вечер Иван Петрович сам зашёл к нему и пригласил на стаканчик виски. Военный с супругой часто отлучались по делам, они отсутствовали в гостинице по несколько часов, и Юрий решил пробраться в номер, когда их не будет в отеле, но разбушевавшееся море внесло коррективы в его неплохой, как он полагал, план.

Разговоров о политике старались избегать, и в трезвом состоянии это удавалось, но когда слева от полковника на полу вдоль стены выстроилась «батарея» пустых бутылок из-под виски, водки и шампанского, сидящее внутри каждого, кто хотел поговорить об этом, хлынуло наружу. В этот раз начал Дмитрий.

– Не пойму я вас, россиян. Что вас не устраивало? Нефть по сто долларов за баррель, бюджет резиновый – живи и радуйся. На хрена вам этот Крым был нужен? И здесь всем людям жизнь испортили, и Украину в войну втянули, сами под санкции попали, не знаете, что теперь делать. В Сирию влезли зачем-то. Вот скажите мне, Иван Петрович, вы человек не глупый. Зачем? – писатель убрал со стола очередную пустую бутылку.

– Русские своих не бросают. Нигде и никогда. И Крым наш был всегда, по недоразумению какому-то Украине он достался. Мы просто восстановили историческую справедливость. А на Украине фашисты и националисты власть захватили, они сами русских ненавидят, и всех заставляют ненавидеть. Спасли мы Крым, людей наших спасли, нельзя было тогда по-другому.

– Какие фашисты, о чём Вы говорите? Я в Киеве всю жизнь живу, никогда их не видел. Приезжайте, взглянете, как на Украине живется. Вы, небось, дальше своего Дальнего Востока и не видели ничего больше, так хоть на старости лет посмотрите, как люди в мире живут, авось и мнение своё измените. А Крым вы спасли отлично, слов нет. Два миллиона человек без будущего оставили, на блокадном острове заперли, без продуктов нормальных, без воды, без возможности за границу выехать, так вдобавок ещё и без электричества.

– Не поеду я к Вам, бандеровцы проклятые, – полковник начинал заводиться, что, по всей видимости, очень забавляло писателя. – А Крым без воды и света вы, украинцы, оставили, людей заморить хотите. Только не получится ничего у вас. Ещё немножко потерпеть надо, и всё в Крыму будет.

– Хорошо, не нужно ехать, и дискутировать с вами на предмет того кто Крыму хорошо и плохо сделал я не буду, бесполезно это, каждый при своём мнении останется, – примирительно поднял руки вверх Дмитрий. – Давайте у людей спросим, хорошо ли им от того, что Крым российским стал?

– У каких людей? – удивился Иван Петрович.

– Да у тех, кто рядом с нами за одним столом сидит, с кем хлеб-соль делим, – киевлянин обвёл стол рукой. – Дарья Михайловна, – позвал писатель женщину, которая отошла к камину и о чём-то негромко беседовала с Леонидом Борисовичем.

– Чего? – отозвалась она.

– Вы не могли бы уделить нам пару минут Вашего времени, – глаза Дмитрия блестели.

– Ну, только если пару. Мне Наташу спать укладывать надо. – Дарья Михайловна подошла, поставила рядом с собой свечку в металлическом подсвечнике в виде собаки, и присела на стул рядом с писателем.

– Вы из Рязани, если я не ошибаюсь?

– Да, из Рязани. А что?

– Нет, нет. Ничего. Я просто уточнил. Вот у нас с полковником спор завязался, рассудите нас, пожалуйста. Лучше ли стало жить в последние год-полтора?

– Помилуйте, Дмитрий, простите, не знаю как Вас по отчеству.

– Можно просто Дмитрий.

– Куда там лучше? Хуже, и намного. Цены взлетели безумно, на всё, а зарплаты не то, что увеличились, а уменьшились. У мужа заказов нет, у людей деньги закончились, чтобы строить что-то или ремонты делать, все только концы с концами сводят, злые какие-то стали, а молодежь уезжает в столицы, нечего им в провинции делать, а те, кто остался, пьют, колются и воруют. Работы нет.