Сергей Довжанин - Паутина. Падение и возрождение

Вода текла как парное молоко. Виктор прижал ей к себе, не давая покоя своим рукам. Они переплетались, стоя под ручьями приятной, тёплой воды. Казалось, это невода льётся на них, а живая песня, песня вперемешку с чувствами. Чувствами какой-то не земной, изголодавшей любви. То, улетая, то спускаясь на землю, они продолжали искать друг друга, под этим живым потоком воды, которая сопровождалась песней наслаждения!

Полёт любви превращался из маленького душа в полёт по горному ручью, где Виктор находил Зину, под своими руками и у него не было никакого желания выходить из неё, а у неё не было никакого желания выпускать его из себя. Время для них остановилось.

Остановилось всё, что было вокруг. Они были только вдвоём, в этом бурлящем ручье наслаждений.

Вокруг них никого больше не было не только здесь, но и на всей цветущей поляне любви, на которую они пришли вдвоём.

– Пойдём, пойдём скорее на диван ляжем и там продолжим, там удобней будет, возьми полотенце

– Милая ты моя, мне с тобой везде хорошо, идём!

Они продолжили свою песню на диване. И вновь никакой усталости, и вновь всё вокруг них пропало куда-то. Они были только вдвоём.

Такого не было ни у него, ни у неё, ни он, ни она, ещё ни разу не исполняли такой песни, песни любви для двоих. И никто из них двоих не попадал в такую сказку, сказку для взрослых, которая длилась уже почти четыре часа.

Наконец Зина, в изнеможении от своего сдерживания, самого вкусного завершения этой песни, не выдержала и с такой силой сжала Виктора, что он понял, наступает завершение этого концерта, концерта любви.

Она заканчивала сюжет любви бурно и многократно, что делало её ещё более красивой и не обычной. Для неё казалось в это время, вообще вокруг ничего не существовало, кроме него. Она не позволяла ему выходить до тех пор, пока вся не пролилась до капли, пока он не упал обессиленный рядом.

Вокруг стояла тишина. Казалось, в это время замолчали даже гудящие через стену котлы. Что могли сказать, они сказали друг другу во время исполнения песни любви и теперь утомлённые, они лежали и молча благодарили друг друга за эту песню. Неизвестно сколько так прошло ещё времени пока она не начала подниматься. Она с благодарностью смотрела ему в глаза, своими большими зелёными глазами.

– Что ты со мной делаешь? —Ты погубишь меня, а я тебя! – Мне почему-то не хочется этого сделать. Виктор удивился её словам и нежно глядя в них, спросил,

– Ты о чём Лисёнок? – Разве тебе что-то было не так?

– В том-то и дело, что всё так, даже слишком. Я, не должна этого допускать.

– Что допускать, ничего не понимаю.

– Лучше тебе и не понимать всего и не знать. Облокотившись на локоть, Зина смотрела ему в лицо. – Почему? Виктор продолжал с удивлением спрашивать её, – разве в любви есть что-то то, что может быть недопустимо между нами? – Есть Вить, только тебе знать этого не надо.

– Почему? – Может я, помогу тебе разобраться.

– Нет, мне самой надо во всём разобраться. Резко ответила Зина и поднялась с дивана.

Виктор не понимал смысла её слов и поэтому особо не задавался ответом на это, не понятное её поведение в этих задачных словах. Ему было очень хорошо с ней и это было самое важное для него сейчас. Она была рядом и это для него, было самое главное в это время но, всё же сказанное ею, с волнением поселилось в его голове.

Слышно было как на улице, громко лаяла собака.

– Что-то пёс там разлаялся. Одеваясь, проговорил Виктор.

– Пусть себе лает, там «Хоттабыч» если кто-то посторонний пришёл.

Надо сказать «Хоттабыч» был довольно таки уже, где-то в возрасте между пожилым и старым человеком.

Высокого роста, весь заросший щетиной, прокуренный и пропитый, он постоянно находился на территории котельной, для присмотра больничной теплицы. Когда-то раньше, он пролежал в этой больнице на излечении, и после этого, якобы излечения, ему не куда был отсюда уезжать. По его рассказам о себе, он был откуда-то из далёкой Молдавии. В общем, так и остался здесь при больничном парнике сторожем, по предложению зав поликлиники. А что, ехать ему не куда было, а здесь крыша есть и винцо частенько перепадало, особенно по весне в разгар самого посева, когда приезжали и просили, то одному десяточек кустов помидоров, то другому. Вот и перебивался так, между днями за получением пенсии, которую ему помогли оформить тут же, конечно за вычетом определённой из неё сумы, разумеется, в большую сторону, чему он был совершенно не против и не обижался на это. Еду для себя, он брал в больничке. Водочку, которую «Хоттабыч» очень любил, снабжал свой, при больничном гараже водитель, в счёт предстоящей пенсии. Сигареты ему по его просьбе, и за его скудные деньги, привозили также гаражные водители. Так что, можно сказать до конца свои дней, он надеялся, что был пристроен, а более ему ничего не надо было в этой жизни. Женщины, его давно уже не интересовали по причине толи возраста, толи употребляемого суррогатного алкоголя.