Лернер Анатолий - Город двух лун. Первая книга романа «Завет Нового времени»

– А что ты слышишь? – спросил Аркадий. – Бога слышишь? – он зачем-то глянул вниз, где на незнакомой площади, прямо под колокольней лежал он сам в луже крови. И не успел Аркадий испугаться, как снова оказался на колокольне. Его руки дрожали, изо всех сил сжимая перила, а за спиной о чём-то продолжала говорить очень странная девушка. Увиденное ошеломило его.

– Мой дедушка всю жизнь состоит при часовне да при этой колоколенке. Сперва звонарём служил. Тогда и слышал Бога. А когда часовню превратили в склад, он остался работать сторожем при нём, – тогда и оглох. Вообще-то он прикидывается, чтобы люди не мешали ему слушать небо. А я сирота. Когда мама умерла, он стал заботиться обо мне, учил, воспитывал. Бога я пока не слышала. Зато слышала что-то другое, – она присела, улыбнулась и склонила голову набок.

– Что же это «что-то другое»? – спросил Аркадий, глядя на девушку, едва справляясь с новой волной полуобморока.

Его сознание снова и снова устремлялось вниз, на каменную площадь, где он снова оказывался лежащим в крови. Но каждое новое видение неизменно заканчивалось тем, что он снова оказывался рядом с неизвестной девушкой. Очень притягательной.

Аркадий сел на верхнюю ступеньку винтовой лестницы, спиной к перилам. Его колени дрожали. Внучка сторожа присела рядом, спустив ноги в пролёт. Сквозняк задрал её ситцевый сарафан. Она ловко поймала подол, подоткнула под себя и, освободив руки, положила их на голову Аркадия, едва касаясь места ушиба. Самочувствие Аркадия немедленно улучшилось, а девушка продолжала держать над его головой руки и, глядя куда-то за чернеющий горизонт, сказала:

– Иногда, – её губы чуть растянулись в кроткой улыбке, – я слышу голос Небесного Иерусалима. Он зовёт меня к себе. По ночам я мечтаю о нём…

Головокружение оставило Аркадия. Исчез и звон в ушах. Заметно повеселев, он спросил:

– Ты никогда не была Иерусалиме?

– В Иерусалиме?! – расхохоталась девушка. – Я никогда не оставляла дедушку, всю жизнь прожила в Звездино, и дальше нашего сельпо – ни ногой.

– Круто! – оценил Аркадий, и неожиданно даже для себя, предложил:

– А давай, я отвезу тебя в Иерусалим!

Вопрос заставил девушку взглянуть на Аркадия несколько другим взглядом, который, казалось, старался проникнуть в самое сердце Аркадия, в самую душу!

– А что? – взволнованно заговорил он. – Мои предки родом из Иерусалима, да и родители там уже несколько лет. Словом, предлагаю: поехали жить в Израиль!

– Как это? – насторожилась девушка.

– Как муж и жена! – испуганно выпалил Аркадий.

– Как муж и жена?

– Ты не согласна?

– А разве вы берёте меня в жёны? – спросила она.

– Типа того.

– Типа того! – фыркнула она. – Вы ведь даже не знаете моего имени! Типа того…

– Да! – Повысил голос Аркадий. – Я беру тебя в жёны. А имя… имя скажешь, если согласишься.

Девушка медленно встала, не сводя с новоявленного жениха округлившихся глаз. А он, боясь, что не сможет передать ей весь восторг, переполняющий его душу, быстро произнёс:

– Ты очаровала меня, милая, излечила, околдовала. Я хочу быть с тобой всю жизнь – и в радости, и в горе, и в старости.

Она повернулась к нему спиной, шагнула, а потом побежала к лестнице.

– Постой! – крикнул он, когда её голова готова была скрыться в лестничном проёме. – Так ты согласна?!

– Приходи завтра на свидание – узнаешь! – крикнула девушка, исчезая.

– Дедушка! – закричала она, вбегая в дом.

– Мария! – воскликнул высокого роста старик, склоняясь, чтобы обнять внучку. – Машенька.

– Дедушка! Он нашёл меня!

– Кто тебя нашёл?! – спросил старый звонарь и выпрямился во весь свой могучий рост, беря в руки палку.

– Ну, какой же ты у меня непонятливый! Меня нашёл ОН, дедушка, ОН – принц.

– Какой ещё такой принц, Машенька?

– Из сказки…

– Да кто он, твой принц, сердечко моё? – тяжело выдохнул дед, крестясь.

– — Только что он был на колокольне! – вилась вокруг деда Маша. – Он позвал меня в Иерусалим! Дедушка! Может, это судьба? Разве ты не предупреждал меня, что так должно будет случиться?

– Ай-ай-ай, – запричитал старик, понимая, что случилось непоправимое. – А я-то и не понял, чего это Велимирушка так забегал! А он беду почуял. Раньше меня почуял. Раньше, чем я, старый, почуял радость… Ну, ничего, внученька, радость и беда – две стороны нашей жизни. Не зная одной, не оценишь другую, – дед Аникей нежно погладил внучку по голове, и поцеловал в лоб: – Я хочу видеть этого Иерусалимского гостя!